Сдаю комнату в коммунальной квартире (СИ)

Как и следовало ожидать, шум привлек внимание сторожа. Дедок резво выскочил из боковой двери дома, обозвал нас «ужратыми шпанюками» от которых ему, деду нет покоя ни днем, ни ночью. И погрозил нам сотовым телефоном, обещая вызвать наряд полиции. Максимилиан усмехнулся, что-то коротко сказал Феликсу на своем языке. Тот вытащил из кармана кусок проволоки и засунул его в замок калитки.

— Что он делает? — взвыла я.

— Мы хотим войти внутрь и посмотреть, не лежит ли там наша вещь, — объяснил мне Максимилиан. — Феликсу кажется…

— Заберите его от калитки! Иначе сейчас приедет полиция и…

— Здравствуй, Машенька! — ласково пропели у меня за спиной. — Давно тебя не видела, детка. Как ты поживаешь?

Я обернулась и увидела Вовкину маму. Бессменная председательница родительского комитета с нескрываемым интересом рассматривала глину на моих джинсах. Максимилиан буркнул пару слов. Феликс неохотно отошел от калитки. Вовкина мама, вдоволь налюбовалась моими грязными джинсами и приступила к расспросам:

— А что это за новые друзья у тебя появились, детка? Мама про них знает?

— Здравствуйте, Елена Борисовна, — промямлила я.

Конечно, стоило напомнить любопытной тетке, что мне три дня назад стукнуло тридцать два года, и я могу гулять по улицам с кем хочу без маминого разрешения. Но Вовкина мама наверняка заявила бы мне в ответ «Дети всегда дети» и завела длинную речь о вещем материнском сердце. Поэтому я приветливо улыбнулась и сказала:

— Познакомьтесь, Елена Борисовна! Это мои двоюродные братья — Феликс и Максимилиан. Они приехали из Казани для… на… на майские праздники. Я показываю им город. У нас столько достопримечательностей!

— А почему вы такие грязные? — поинтересовалась Елена Борисовна и оттолкнула Барона, попытавшегося поставить лапы ей на пальто.

— Мы гуляли возле реки с Бароном, и я уронила сумку в воду, — лихо соврала я. — Мы пробовали достать сумку — в ней была дорогая пудреница и ручка с золотым пером. Но потерпели неудачу.

Сторож, внимательно слушавший наш разговор, счел нужным добавить:

— Налакаются с утра пораньше, а потом сумки теряют.

— Я бы попросила вас помолчать! — повернулась к нему Вовкина мама. — Кстати, Машенька, зачем твой двоюродный брат ломился в калитку?

— Э-э-э… — на секунду замялась я. — Понимаете, Елена Борисовна, я как раз рассказывала братьям, что в холле школы висит моя акварель. Как одна из лучших работ выпускников. И мы подумали, что нас пустят на нее взглянуть — буквально на минуточку. Феликс очень интересуется живописью.

— Да, ты же здесь училась… — сдвинула брови Вовкина мама. — Действительно…

— Мне до сих пор каждый год приходят приглашения на встречи выпускников, — сообщила я ей чистую правду.

— Закрыто до четырнадцатого мая, — прокаркал сторож. — После четырнадцатого пожалуйте смотреть. А сейчас — не положено.

— Извините за беспокойство, — одарил его улыбкой Максимилиан. — Непременно зайдем после четырнадцатого. Если бы у вас висело соответствующее объявление, мы бы не посмели вас побеспокоить.

— Это же писать надо… — после этих слов сторож зевнул и удалился в боковую дверь.

— Приятно было вас увидеть, Елена Борисовна, — зачастила я. — Но мы, пожалуй, пойдем домой. Надо переодеться, принять душ. Володе привет передавайте, хорошо?

Вовкина мама кивнула и отступила, пропуская нас по узкому тротуару.

— До свидания, Елена Борисовна, — вежливо попрощался Максимилиан.

Мы сделали несколько шагов, после чего мне в спину прилетел вопрос.

— Да, Машенька… А на каком языке твои братья общаются между собой? На татарском? Я не разобрала.

— На немецком, — ляпнула я первое, что пришло в голову. — Они — казанские немцы. Там, в Казани, большая община, поощряющая культурные традиции далекой родины.

— Ясно… — пробурчала Елена Борисовна.

«Вот же вредная баба! — подумала я. — Все заметила, каждое слово подслушала! Ей бы в разведчики идти. Такой талант пропадает!»

— Вы учились в этой школе? — тихо спросил Максимилиан, беря меня под локоть.

— Да. Работу в холле наверняка сняли за давностью лет, но она действительно там висела. Мне всегда удавались акварели с тушью и цветным карандашом. Одно время я подумывала выучиться на иллюстратора книг, но…

— Но?

— Не прошла по конкурсу на художественный факультет, отнесла документы в библиотечное училище, чтобы год не пропал… Впрочем, это давняя история.

— Вы сможете нарисовать мне план дома? Этой школы искусств?

— Зачем? — нахмурилась я.

— Ночью прогуляюсь, взгляну, не лежит ли где наша собственность. С планом мне будет легче ориентироваться на местности.

— Это же… Вы задумали грабеж! — догадалась я. — Не рассчитывайте, что я буду вам потворствовать! Никакого плана я рисовать не буду! И школу искусств вам грабить запрещаю.

— Ограблю без плана, — пожал плечами он. — Дурное дело — не хитрое.

Я попыталась воззвать к его порядочности. Номер вышел дохлым и разве что развлек пару-тройку прохожих, краем уха услышавших наши препирательства. Подходя к воротам дома, мы разругались вдрызг — вернее ругалась я, а Максимилиан молчал и ухмылялся.