Сдавайся, я не вооружена

Нет такого способа, который вернет мое сердце на место и заставит снова радоваться и чего-то хотеть. Я была сломлена и разочарована. Внутри разливалась такая тягучая серая тоска, что весь мир вокруг начинал казаться мне чьей-то глупой бессмысленной шуткой.

После нашего утреннего разговора с Яном прошло несколько часов, а у меня в голове до сих пор звучал его негромкий голос.

– Крис, у нас с тобой есть это время. Почему бы просто не прожить его так, как нам хочется? Не лишай нас моментов, которые мы потом будем вспоминать всю жизнь.

Там, на улице, Ян смотрел на меня прямо и открыто. Он был честен со мной и ничего не обещал. Ничего кроме ста восьмидесяти дней счастья и эйфории. Целая жизнь! Сто восемьдесят дней с человеком, от одного взгляда которого подкашиваются ноги, а в животе порхают бабочки.

Мне так хотелось простонать «да» и прижаться к широкой груди, тревожно вздымающейся под расстегнутой курткой. Но я не могла. Опустив голову, я стояла на месте и молчала.

Я думала о том, что останется от меня через эти полгода. Мне ведь придется как-то жить дальше. Дышать, улыбаться, что-то делать. Делать вид, что я не разучилась чувствовать, что впереди меня ждет много-много не менее счастливых дней, только уже с другим человеком. Пытаться каждое утро найти в себе силы, чтобы подняться с кровати и прожить еще один день без него. А каждую ночь просыпаться в слезах. Потому что мне снова приснилось, что он вернулся и разбудил меня горячими поцелуями…

Ледяные мурашки пробежали по коже. Я посмотрела Яну в глаза и медленно покачала головой. Я не смогу. Я слишком слабая. И пока я еще в состоянии собрать себя по кусочкам, надо бежать от этого мужчины.

Ян понял всё без слов. И не стал меня уговаривать.

– Может, так даже лучше… – еле слышно прошептал он, гася темными ресницами острое разочарование, промелькнувшее в голубых глазах.

И слегка улыбнувшись, пробежался по моему застывшему лицу ласковым взглядом. Он запоминал меня такой, какой я была в тот момент – растерянной, подавленной, взволнованной…

И мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не расплакаться. Вместо этого я молча развернулась и пошла. Если бы в тот момент Ян догнал меня и просто обнял, возможно, всё было бы совсем по-другому. Но он не двинулся с места.

И я ушла.

***

Все пары в этот день прошли мимо меня. Я не помнила ничего – ни преподавателей с их лекциями, ни однокурсниц, ни коридоры, по которым я, как зомби, переходила из одной аудитории в другую. Всё было как во сне. Я шла, сидела, что-то отвечала, улыбалась. А в голове был только он. Его печальные глаза и дымящаяся сигарета в дрожащих длинных пальцах.

Аида постоянно была рядом. В основном мы молчали. Но ее незримая поддержка была моим спасением. Я утыкалась в плечо подруги, вдыхала нежно-ягодный аромат ее волос и мне становилось чуточку легче. Как же повезет моему оболтусу-брату, если ему удастся удержать эту невероятную девушку!

Звонок, обозначивший окончание последней пары, был для меня одновременно и облегчением, и приговором. Я могла, наконец, спрятаться от чужих глаз и разрыдаться, уткнувшись в подушку. Но уже ничто не смогло бы отвлечь меня от мыслей о нем. А это плохо. Очень плохо.

Домой я шла, уткнувшись взглядом себе под ноги и врубив музыку в наушниках по максимуму. Аида задержалась в универе на дополнительной консультации по курсовой, и я осталась со своими мыслями один на один.

– Ты пока заказывай пиццу и поищи какую-нибудь слезливую мелодраму! – напоследок инструктировала меня Аида. Она собиралась прийти ко мне сразу после завершения своих дел.

Невесело хмыкнув, я пробурчала:

– Я бы лучше пересмотрела Пилу или Поезд Пусан.

Все слезы я копила на ночь.

– Нет уж, подруга, – усмехнулась Аида, собирая свой рюкзак. – Хочу Дневник памяти, Титаник и Ла-ла-лэнд. И на меньшее я не согласна!

Тяжело вздохнув, я махнула подруге рукой и, проворчав «Ты даже не любишь Гослинга», отправилась домой.

По подъездной лестнице я поднималась плавно и медленно, как ветхая старушка. В ушах гремела музыка, в голове прокручивался сюжет Дневника памяти, а в сердце поселилась невыносимая тяжесть.

Главное – не смотреть на темно-коричневую железную дверь по соседству и не думать о том, как еще вчера мы страстно целовались, прислонившись к этой стене.

Кто-то осторожно коснулся моего плеча, и я, резко вырвав правый наушник из уха, испуганно обернулась назад.

Боже, нет! Только не сейчас, когда я была уязвима как никогда…

– Что слушаешь? – тихо спросил Ян, склоняясь ко мне и незаметно забирая из ледяных пальцев наушник.

Судорожно вздохнув, я торопливо спрятала руку в карман куртки и прислонилась затылком к прохладной стене.

– Не твое дело, – глухо проговорила я, впиваясь немигающим взглядом в лицо Яна. Мне хотелось, чтобы он почувствовал мою враждебность. Но парень даже не дрогнул. Небрежно привалившись плечом к стене, он приложил мой наушник к уху и с легкой полуулыбкой опустил темные ресницы. Его явно зацепило то, что он услышал.

«Ты самый страшный голод, недопитый чай. Ты оголенный провод на моих плечах…».

Мое тело покрылось мурашками.