Сделай что сможешь. Начало.

С грустью в голосе поведал о постигшем мою нежную, ранимую психику разочаровании. Сам процесс, разумеется, описывать не стал, но над отношением купчихи к "обучению" поюморил вволю. Видать, неплохо вышло – впервые лицезрел хихикающую Софу. Веселилась, как пятнадцатилетняя девчонка, ей-богу. Затем махнула рукой и сказала:

– Тут уж ты сам разбирайся, не маленький. И не забудь в воскресенье на исповедь сходить.

Я оторопел:

– Какую исповедь?

– О прелюбодеянии конечно.

– А... зачем?

"Мамочка" вздохнула, глядя на нерадивое чадо:

– Александр, ты очень редко исповедуешься, будто за тобой грехов нет. Ну да пока о них не знают, и бог-то с ними, но в данном случае, я думаю, о вашем свидании с Татьяной Фёдоровной уже многие прослышали, да и сама она, очевидно, грех замаливала. Потому и тебе не стоит утаивать обстоятельства встречи пред церковью. В глазах общества это слишком неприглядное занятие. Повинись – дело молодое, с кем не бывало.

Во, ёксель-моксель, других забот у нас нет! Опять тащиться на "беседу" к этому въедливому попу. После убийства мною мордокрыса с компанией он, помнится, чуть душу из меня не вытряс, выясняя, "почто и во имя чего" я так скверно с нехорошими дядями поступил. Вот о чём ему рассказывать? О сексе – "унылом, монотонном"? Ха, отличная мысль. Пожалуюсь-ка я на загубленный в моей душе юный романтизьм, вдруг он посоветует кандидатуру для интима. Симпатичную и с богатым опытом.

"Как жить дальше, отче, когда даже приватное общение не согревает сердце?"

Не посоветовал. Эх, пастырь душ заблудших. Лучше б ты мне вместо получасовой лекции о нравственности парочку адресочков указал, где будут биться в унисон сердца и тело телом сможет насладиться.

Из церкви я вывалился морально вымотанный и с огромным желанием выпить. Автоматически бросил несколько медяков, проходя вдоль шеренги просящих милостыню, и наткнулся взглядом на стоящего в конце солдата-инвалида – у него одна нога ниже колена была деревянная. Вылитый Джон Сильвер95! Вспомнились слова исповедника о добрых делах в отношении сирых и убогих.

– Где ногу потерял, солдат?

– На югах... вашбродь, – солдат слегка замялся с ответом и, на всякий случай, решил признать во мне благородие.

– И где ж на югах?

– Дык под Самаркандом, вашбродь.

– Повоевал, стало быть?

– Семь годков пески басурманские топтал, вашбродь.

– Здесь оказался какими судьбами?

– После ранения проездом в Енисейск следую, на побывку значитца.

– А на паперти почему стоишь?

– Дык пешком-то мне тяжко, а за место на барже денег треба. Соберу и двинусь.

– Ясно. Зовут как?

– Ерофеев.

– Ел давно, солдат Ерофеев?

– Вчарась угощали.

Так-так, угощали – это, скорее всего, водки налили. Ну, может, ещё и закусить маленько дали. Эх, житуха солдатская! А вид у него, несмотря на деревянную ногу, довольно бравый – мундир чист, волосы причёсаны.

– Держи четвертак, и пойдём в трактир, накормлю. Как поешь, расскажешь о войне с азиатами.

– Благодарствуйте, вашбродь, эт мы завсегда готовы! – обрадовался инвалид.

Ни в одном из местных предприятий общепита я до сих пор не бывал. Значит, настало время познакомиться. Три комнаты, ничего примечательного, я таких питейных заведений в кинофильмах много повидал. Навстречу полово́й96 кинулся, с лёгким сомнением меня осмотрел, но всё же признал мой возраст и вид достаточными для культурного обслуживания. Вежливо поклонился и подобострастно спросил:

– Чего барин желает-с?

И тут же буркнул мне за спину:

– Я тебе говорил больше не приходить? Пошёл вон!

Ого, солдат успел уже и с обслугой трактира поцапаться!

– Он со мной. Организуй-ка нам, братец, столик отдельный. И подальше от этих, – я махнул рукой в сторону двух подвыпивших крестьян, сидевших за ближайшим столом.

– Сей момент-с! Пожалуйте вот сюда.

Ага, я гляжу, вторая комната здесь почище, а в последней даже стулья вместо лавок стоят и скатерти на столах имеются... Чистые. Красота!

– Давай щи, кашу, мясную нарезку, огурчики солёные и шкалик вина хлебного. Есть хорошее?

– Есть, как не быть-с!

– Смотри, а то знаю я вас.

– Не извольте-с беспокоиться, барин.

– Не дай бог гадость какую-нибудь подашь! Пеняй на себя.

Присев, пригляделся повнимательнее к посетителям. Через столик сидит здоровый, бородатый купчина и лопает за двоих, по соседству ещё двое расположились и тоже усиленно налегают на принесённую снедь. Один периодически покашливает и запивает кашель водкой. От этой картины мне почему-то вспомнилась реклама лекарства из такой далёкой прежней жизни: "Всей семье даём совет... пить... при кашле".

– Александр?!

Ух ты, глазам своим не верю! В зал вошли вояки, с которыми я в прошлом году на переправе под Канском познакомился. Зачастили в Сибирь ребята. Интересно, опять на Дальний Восток или, может, в Китай нынче скачут? Мне Михаил Лукич проговорился по секрету об их предыдущей поездке. Нашёл секрет. Да казаки, побывавшие в походе, уже давно всем о своих приключениях разболтали.

Встал, поприветствовал:

– Граф! Поручик! Какими судьбами?

– Проездом.

Да кто бы сомневался!

– А мы гадаем, вы это иль не вы. Выросли, возмужали.