Сделай мне больно

- Самоубийцы залезают к ним под самые крылья. Чтобы броситься в Дунай.

- Изысканно, - оценил Александр. - И мост имперский.

- Он и назывался Франца-Иосифа. Но мне больше нравится, который справа от тебя. Цепной. Со львами...

Он посмотрел.

- А мне что на моей окраине, - сказал он. - Железнодорожный. Знаешь? По которому уголь возят.

Въехав в Буду, она повернула по набережной направо.

У одного перекрестка рядом оказалась пара на мотоцикле. Пола неопределимого: оба в шлемах, оба в коже, оба в сапогах и скованные одной никелированной цепью, замок от которой железной мошонкой свисал у того, кто - он? она? оно? - стоял над седлом.

Вспыхнул зеленый свет.

Мотоцикл взревел - и узников любви как ветром сдуло. Он сжал до боли в кулаке ее трусы:

- О Господи! Завтра меня здесь не будет...

- Ты будешь.

- Где?

Она сняла правящую руку; сквозь черный шелк блузки она с гримасой боли сдавила левый свой сосок.

- Ici.

Церберы с лаем бросились к ограде, но тут же смолкли и завиляли хвостами.

То, что Иби назвала адом, оказалось на этот раз не голубиным чердаком, не крысиным подвалом, а местом, во всех смыслах, высокопоставленным. Дом, окруженный могучими цветущими каштанами, стоял на краю обрыва. Один из старинных особняков холма Рожадомб - по-русски, Роз. Ключи, сказала Иби, вынимая их из сумки, оставила лучшая подруга, насильно увезенная родителями на озеро Балатон.

На весь уик-энд.

Они вошли.

Иби включила свет и заперла изнутри входную дверь. Поблескивала белым лаком лестница с гранеными балясинами. Обитатель квартир с самой низкой в мире квартплатой, в таких частных хоромах Александр еще не бывал. Зеркальные двери в глубине отразили его растерянность, и сразу же он принял непринужденный вид. Свою сумку Иби бросила на оттоманку, а подаренного Петефи работы Кики он поставил (где и забыл, прости) под ветвистой головой убитого короля-оленя. За зеркалом дверей свет настольных ламп озарил уютные диваны с мягкими подушками. Обеззвучившись ковром, шаги Иби снова зазвучали на лакированном паркете. Деревянные панели слева она раздвинула, включила за ними свет - там, за панелями, была библиотека. Кожаные кресла. Стены книг. Завиток огромного стола, отделанного бронзой, был заставлен стопками книг, папок, рукописей. За ним был застекленный шкаф, в котором, сказала Иби, хозяин держит собственные книги.

- Кто он, кстати?

- Циник. Не книги интересны, а то, что спрятано за ними... - Иби обошла стол, приподнялась на цыпочки, нашарила на шкафу ключ, открыла и распахнула со скрипом дверцы.

- Иди! Всунь руку!..

Ряд фолиантов выглядел скучно. Глядя на усмешку Иби, Александр просунул над ними руку и нашарил глянцевые обложки каких-то журналов.

- Порно?

Она кивнула.

- С Запада привозит контрабандой. С международных конгрессов. Инструктивно, между прочим. Bondage... Знаешь, когда связывают? А особенно садизм в резине. Наш с подругой любимый жанр. Сейчас я найду свой противогаз, а ты пока изучи...

Она вышла.

Александр вытащил журнал с черной обложкой. Название было по-английски - и от него перехватило дух.

Хозяин дома привозил не только порнографию.

В руки незваному советскому гостю попал специальный выпуск американского иллюстрированного журнала.

Фоторепортаж из Венгрии осени Пятьдесят Шестого.

С журналом в руке он обошел чужой стол и провалился в кресло под свет торшера.

На первом развороте простые женщины в платках прощались с гробом. Убитый был накрыт тюлевой занавесью так, что просвечивала только рука, сведенная в кулак.

Александр услышал, как Иби вышла из гостиной, которую немедленно наполнил поставленный ею на проигрыватель Краснознаменный грозный сводный хор:

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой

С фашистской силой темною,

С проклятою ордой!

Он перевернул страницу. Стена здания административно-партийной архитектуры на площади Республики была свеже изрешечена пулями.

Штурм только что кончился победой восставших.

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна!

Идет война народная,

Священная война!

У стены стояли пленные.

Их было шестеро в возрасте от двадцати пяти до тридцати. Прически по моде того года - стриженые виски и длинные волосы назад. У кудрявого слева на погонах три полоски, у других погоны сорваны, только петлицы на воротниках мундиров - латунные винтовочки крест-накрест. Из центра этой группы прямо в объектив смотрел симпатичный блондин. Его короткопалая рука была наспех перевязана бинтом. Такой безнадежности во взгляде Александр никогда не видел. Он перевернул страницу.

Как два различных полюса,

Во всем враждебны мы:

За свет и мир мы боремся,

Они - за царство тьмы.

Солдаты еще стояли - зажмурившись от пуль и как бы отталкивая их руками. Свинец рвал им мундиры - это тоже было снято. Расстреливали их в упор - с метровой дистанции.