Сделай мне больно

Он вынул этот том. Огляделся, задул свечу и оставил зазеркалье.

Лестница смутно белела.

Ковровая дорожка стекала по ней вниз к открытым дверям гостиной, где в подсвечнике на шесть свечей осталось два огонька.

Голова петуха на блюде затянула свой глаз перепонкой.

К икре они не прикоснулись,

Лед в ведерке растаял.

Он вынул бутылку и подержал, давая каплям стечь.

Подошел к шторам, развел их вместе с занавесями, открыл двери и спустился на галерею.

Отсюда открылся весь город. Уже было светло над Пештом, над Парламентом, над мостами (слева мост Арпад, справа мост Маргит), над Будой внизу - над черепичными его крышами и бирюзовыми пиками собора. Птицы еще спали. Он дошел до конца галереи и увидел внизу под домом нечто вроде птичьего вольера. Куры не проснулись тоже, а петуха уже не было. Он сел в плетеное кресло, на зеленую плюшевую подушку, поставил бутылку на каменный пол и открыл том Британники.

Внутри был пистолет.

На месте главы о Венгрии ему был вырезан уютный тайник.

Он поднял кружево страниц, подцепил за ободок спускового крючка и вылущил из источника знаний увесистое содержание.

Honved, модель 48. Не доводилось слышать о такой системе. В дырчатой обойме сиял патрон. Один-единственный. Последний. Он ввел обойму обратно в рукоять, которую она заполнила с щелчком. Он передернул кожух и взвел курок, поставив капсюль под удар. Левой рукой нашарил горлышко бутылки.

Такого шампанского он никогда еще не пил.

Во-первых, настоящее французское, а во-вторых, как это и ни странно, холодное еще. Мы жизнь с тобой прожили, а вино как изо льда. Ты не лгала, конечно же. Полет фантазии. Воспламененной. На то и Скорпион - Федор Михайлович, кстати, тоже был... Он сидел, свесив руку с пистолетом, и сквозь кованую решетку смотрел на Дунай. Большой палец сдвинул предохранитель. На решетке перил было в центре украшение - кованые грифоны с двух сторон подпирали герб с короной, увенчанной крестом. Крылатые такие львы - с непристойными языками.

Плохим садистом оказался я. Прости.

Он поднял набрякшую руку, завернул пистолет на себя и упер ствол в сердце. Сопротивляясь, мышца напряглась навстречу.

Он выстрелил.

Все, все вышеизложенное имело место в канун большой войны.

Какой?

Неважно.

С одним народом (в стране соседней с той, откуда начался имперский наш сюжет). В целом со всем человечеством. С Эросом самим - при помощи общеизвестного вируса. Что значит на фоне жертв этой войны отдельно взятый выстрел? Не более чем пук. Хлопок! Из пугача, который напугает нас не больше, чем Леонид Андреев графа Толстого - Льва. Так что на этом можно бы и кончить, раздав на будущее уцелевшим персонажам по дефицитному индийскому презервативу. Любовник, менее добросовестный, вероятно, так бы и поступил, но ты хотела, помнится, чтобы длилось это как можно дольше. Это - длится. Это еще не кончилось. Согласно французскому классику (в свое время, кстати, разлюбившему одну большую загранстрану своих иллюзий), это вообще не кончается никогда.

Поэтому займемся эпилогом.

Не изменился лишь один герой - ударник Волик. Десять лет спустя ему ровно столько же, как было тогда. Остался мальчиком. Вот преимущества существ, которые появляются с одной лишь линией на ладони - жизни.

С Хаустовым все предельно ясно. Будущее фаустовых с площади Дзержинского в эпоху ГПУ (Гласность, Перестройка, Ускорение) еще затмит их собственное прошлое. Вот только насчет брака с пятым пунктом поблажек пока еще не произошло. Невозможная любовь остается издержкой профессии нашего рыцаря с горячим сердцем и холодными руками.

Что же до Комиссарова, то после вышеописанных событий должности инструктора по молодой литературе его лишили. Заведует сейчас в Москве одним из районных Домов культуры, где иногда проходят собрания борцов с всемирным еврейским заговором - участников Всероссийского патриотического общества. Шибаев в руке уже не ракетно-ядерный щит столицы СССР. В рамках борьбы с коррупцией и прочими эксцессами эпохи застоя испытанного номенклатурщика перебросили на руководство книгоиздательским делом. В этой связи вторая и последующие книги Александра Андерса (last but not least?) вышли уже за пределами радиуса действия бывшего начальника поезда Дружба.

На Западе.

Где и оказался автор.