Сделай погромче

Что ж, потом встал я и полез в белый бумажный пакет, и сказал Дори закрыть глаза, что она и сделала, но потом стала подсматривать, и я остановился, а она вздохнула и отвернулась лицом к дивану, и я вытащил большой воздушный шар и подмигнул Майку, который покачал головой, и Эрин Макдугал смотрела на меня, как на сумасшедшего, должно быть думая: Что это еще за штука? Но мне было все равно, потому что, ну, я знал, что это прикольно. Я знал, что это нелепо и глупо, но мне было все равно, потому что это был я, наверное, и мне правда нравилась эта девчонка, и я хотел с ней быть самим собой, что ли. В общем, в конце концов я вытащил большой красный шарик и сказал: «Можно», и она открыла глаза и посмотрела на шарик, потом на меня, потом снова на шарик.

— Это тигр, — сказал я. — В шарике.

Дори снова уставилась на него и улыбнулась, и я не мог сказать, притворяется она или нет, но потом она подошла и поцеловала меня в щеку, и сказала:

— Мне очень нравятся тигры.

— Правда? — спросил я.

— Ага, — сказала она. — В смысле, не то чтобы я их собирала, или что, но они мне правда нравятся.

— И мне, — сказал я и поцеловал ее. — Это ведь не глупо, правда?

— Нет, мне правда нравится. Прикольно, — сказала она. — Это, ну, так на тебя похоже.

— Я подумал, ну, ты же не носишь украшения, так что, ну вот, — сказал я. — Я не хотел этого, знаешь, «Давай дружить» и все такое.

— Мне нравится, правда, нравится, — сказала она, обвивая мою шею руками.

— Ну хорошо, — сказал я. Мы сели на диван, тигр в шарике на коленях Дори.

— Эй, — сказала она.

— Да?

— У меня есть секрет.

— Правда? — спросил я.

— Правда, — сказала она.

Она придвинулась ближе ко мне и поднесла губы к моему уху, и произнесла слова, слова, которые должны были изменить мою жизнь, бесповоротно:

— У меня дома никого нет.

— Правда, — переспросил я, выпрямляясь и улыбаясь.

— Правда, — повторила она, подмигивая.

— И?

— И у меня дома никого нет, — снова сказала она, и мы поднялись и побежали, вдвоем, рука в руке.

Двенадцать

Я никогда раньше не бывал в комнате Дори, не говоря уже об остальном доме. Меня пускали не дальше крыльца, вот, собственно, и все. Комната Дори была вся белая, с красным ковром, и все в ней было такое чистое, на стене висел плакат с Дэвидом Боуи, затягивающимся сигаретой, а на узкой кровати лежали подушечки в форме сердец, что, признаться, меня удивило.

— Итак? — сказала она, вроде как нервничая. — Вот собственно. Это моя комната. Что думаешь?

— Мило, — сказал я.

— Точно.

— Правда.

— Ну и? — сказала она, вроде как хлопая в ладоши.

— Ну и, — сказал я, и мы начали целоваться и обниматься, падая на кровать. В одно мгновение коричневая рубашка Дори оказалась расстегнута, мой свитер стянут, ее блестящие черные ботинки на полу, мои штаны спущены, ее джинсы сняты, ее носки стянуты, ее волосы у меня на лице, ее рот у моего подбородка, ее коричневый атласный лифчик расстегнут, мои штанины опущены на ботинки, ее руки стягивают с меня футболку через голову. Мы быстро нырнули под бежевое покрывало, она помахала в воздухе белыми трусиками, бросила их на пол и засмеялась. Я касался ее кожи, такой гладкой, такой ароматной, и почему-то она покрылась пупырышками от холода, и я, вроде как неловко, стянул с себя трусы и сбросил их с кровати и затем, внезапно вспомнив, сел прямо и полез в карман штанов за резинкой, которую как-то дал мне Майк.

Вернемся:

Майк на стоянке у аптеки «Оско Драг», облокотившись на детскую карусель, прикуривая сигарету, достает из заднего кармана кошелек, открывает его, вынимает завернутый в фольгу презерватив и говорит: «Без него ни шагу. Ты же не хочешь вдруг оказаться папочкой, правда?»

— Правда, — говорю я.

— В общем, покупай новый раз в месяц, — говорит он. — А то мало ли что.

— А то мало ли что, — повторяю я.

— Держи, — говорит он.

Затем:

Майк сидит на буром диване в своем подвале в белом несвежем белье, крутит косяк, время от времени оглядывает маленькую комнату, качает головой, улыбается. Говорит «Придется тебе вернуть мне ту резинку», и подмигивает мне, потому что в спальне его ждет Эрин Макдугал, и я, открыв кошелек, вручаю его ему и еще улыбаюсь.

Затем:

Майк как сумасшедший вылетает из «Оско Драг», на бегу хватает меня за руку, набирает скорость — через стоянку, через железнодорожные пути, через забор, на кладбище, я едва дышу, сердце в ушах, он достает из-под джинсовой куртки новенькую упаковку презервативов, вручает мне несколько, говорит: «С ребрышками», и задыхаясь: «знаешь, чтоб ей было приятно».

— Ага, — говорю я, сгибаясь, пытаясь дышать.

— Вот этот, — говорит он, кладя на мою ладонь маленький кружочек из фольги. — Вот этот принесет тебе удачу.

Затем:

Мысленный альбом с фотографией каждой девчонки, которую я видел, о которой думал, на которую смотрел: те, с которыми знакомил меня Майк, девчонки вроде Гретхен, в которых я был влюблен, девчонки, с которыми я так и не заговорил, вроде той, что работала в «Спенсерз Гифтс», в торговом центре, девчонки, девчонки, казавшиеся такими невозможными, такими недостижимыми.

Возвращаясь: