Сделай погромче

…Будучи мальчиком, Пи Ви Гаскинс увидел на ярмарке, как кобра убивает живую крысу. По его собственному признанию, тогда он впервые почувствовал привлекательность насилия. Названный позже самым жестоким убийцей Америки, Пи Ви провел большую часть своей жизни в тюрьме. В 1969 году, после освобождения из заключения, куда он попал за убийство соседа. Пи Ви совершил беспрецедентное количество убийств. Он различал «курортные убийства», жертв которых он находил, разъезжая по дорогам Америки, убивая их исключительно для удовольствия, и «серьезные убийства», жертв которых он убивал по вполне определенным причинам. Его жертв обычно находили на прибрежных шоссе, куда он отправлялся раз в месяц, в попытке заглушить свое ужасное чувство «отчужденности»…

Шестнадцать

В конце концов миссис Мэдден окончательно нас уничтожила. Я догадывался, что это все лишь вопрос времени. Мы с Майком разработали такой химический взрыватель, идеальный для почтовых ящиков, и это-то нас и погубило. Какой-то чувак, с которым Майк вместе ходил на уроки физкультуры, рассказал ему, что если взять двухлитровую пластиковую бутылку, засунуть в нее большой комок жестяной фольги, налить туда ртутной кислоты — такая продается в любой скобяной лавке, — затем завинтить крышку, кислота начнет постепенно разъедать фольгу, и возникнет ужасный газ, от которого все на хрен взлетит на воздух.

Мы должны были попробовать. Мы достали штуки три бутылки и моток фольги, купили маленький контейнер этой кислоты и однажды вечером вышли на улицу, прошли до конца квартала, засунули в одну из бутылок комок фольги, влили кислоту, завинтили крышку, затолкали все это в почтой ящик и побежали. Через несколько минут бутылка взорвалась, как автоклав, оторвав деревянный ящичек от столба, подбросив его фута на три вверх, где он полностью на хрен разлетелся. Мы тут же сделали вторую бомбу, перейдя на другую сторону улицы. На этот раз мы подорвали пластиковый ящик побольше, который полностью оторвать от столба не удалось. Он все еще болтался на какой-то проволоке, что ли.

Мы уже намеревались использовать нашу последнюю бомбу, когда появился некий разъяренный тип, судя по всему, сосед, крупный парень в белой футболке, он сгреб Майка за шкирку, когда тот уже заливал в бутылку кислоту. Меня он схватил за воротник рубашки и потащил обоих к Майкову дому, позвонил в дверной звонок, потом принялся громко стучать в дверь, пока наконец не появилась миссис Мадлен. Пьяная в жопу, со стеклянными красными глазами, она выглядела безмятежно и глупо, в своей желтой ночной рубашке, с сигаретой в зубах.

— Не-ааа, — сказала она, улыбаясь. — Это не мои.

— Миссис Мэдден, эти мальчики только что взорвали два почтовых ящика и собирались взорвать третий.

— Я за них больше не отвечаю, — сказала она. — Если хотите, можете обсудить все с отцом вот этого, — и она указала на Майка сигаретой.

— Миссис Мэдден, — пробормотал разъяренный сосед, прочищая горло. — Я не хочу впутывать в это полицию, но…

— Давайте, впутывайте полицию, — крикнула миссис Мэдден, — И сами пожалеете, что сделали это.

Разъяренный сосед, почесав подбородок, отступил на шаг назад.

— Что вы имеете в виду? — спросил он.

— Я имею в виду, что у всех есть глаза, мистер Хикман. У всех… — напустила туману она, — есть. Глаза. Поняли меня?

Мистер Хикман, разъяренный сосед, покачал головой, оглядел миссис Мэдден, потом нас, с ног до головы, и, качая головой, ушел. Остановился в нескольких метрах от крыльца и сказал: «Неудивительно, что они так себя ведут».

— Расскажи это судье! — крикнула миссис Мэдден. — Расскажи это судье, ты, мудила!

Мы с Майком зашли в дом, и миссис Мэдден, рассмеявшись, одним глотком допила свой виски, высоко запрокинув при этом голову.

— Вы двое, — сказала она, закрывая дверь. — Вы двое здесь больше не живете.

— Чего? — сказал Майк. — Нет, ты этого не сделаешь.

— Я сделаю все, что захочу, — сказала она. — Дом принадлежит мне.

— Мам, — сказал Майк, протягивая к ней руки. — Тебе придется позволить мне жить здесь.

— Я сделала все, что могла, — прошептала она. — А это выше моих сил.

— Ты что, блин, серьезно? — спросил Майк, закрывая лицо руками.

— Да, если ты не согласен жить по моим правилам, — сказала она, хмуро разглядывая облупившийся красный лак на ногтях.