Лена неподвижно стояла в воде, смотря в одну точку пустым взглядом, даже не прикоснувшись к лейке. Стараясь не испугать, начала поливать из душа обнаженную подругу, прикоснуться к ней я просто побоялась. Бледная, даже с синеватым оттенком ледяная гусиная кожа. И синяки, опять же. На правом плече, чуть повыше локтя, на правом бедре немного ниже бедренных косточек все те же четыре продолговатых синяка, оставленные чьими то жестокими пальцами большой руки, судя по отпечаткам. Меня пробрала мерзкая дрожь, передернуло. И нет, не от брезгливости, точно нет. От злости на того, кто ей причинил боль. Мои эмоции грозили вызвать ненужные вопросы, на которые, я уверена, девушка не готова мне отвечать. Так что чувства в сторону – молчу и отогреваю Лену.
– Сядь, пожалуйста, – аккуратно, но требовательно нажала на плечо подруги. – Так будет проще, и тебе, и мне.
Она покорно опустилась на корточки, обхватив руками коленки и спрятав лицо под волосами. У меня защемило что то внутри – такой потерянный жест, такой беспомощный. Сердце больно сжалось комком в груди.
Я не знаю, сколько мы так пробыли в ванной – Лена, все такая же сжавшаяся, и я – присев на бортик ванной, аккуратно прибавив температуру воды до почти горячей, но не обжигающей, перебирая пальцами под струями воды длинные волосы на затылке подруги, поливая на худенькую спину с выпирающими шейными позвонками. Что говорить и как – я не представляла. Да и нужны ли они, мои слова, ей? Не уверена.
Я сначала даже не поняла, что это. Какой то непонятный звук – тихий, приглушенный, нет, даже придавленный, нечто среднее между воем, всхлипом и поскуливанием. А звук повторился, стал чуть громче. Всхлип с поскуливанием, наверное, именно так.
– Солнышко, – не нашла я ничего лучше чем опуститься на колени на пол около ванны, и притянула голову Лены к себе, чуть не уронив ее и расплескав воду на пол. Пофигу, что уже мокрая. – Давай, солнце. Не держи в себе, – хотела сказать что то ободряющее и забыла все слова, просто не смогла ничего выдавить из себя. Только прижать крепче к груди, запутавшись пальцами в мокрых волосах.
Сначала мне показалось, что она оттолкнет меня или останется безучастной. И первые несколько секунд именно так и было. А потом почти рывком вжалась в меня, расплескав еще больше воды на пол, там образовалась довольно приличная лужа, в которой я стояла на коленях, совершенно не обращая на этот факт внимания. Важнее сейчас было именно то, что подруга наконец то дала волю слезам, судорожно цепляясь пальцами за мои плечи, вжимаясь лицом в меня, уткнувшись носом куда то в районе ключицы.
Рыдания? Нет. Всхлипывания и поскуливание. Ее просто трясло мелкой дрожью как при ознобе. Я впервые видела человека в таком состоянии и слышала такие звуки. Почему то в голове мелькнула дурная мысль о побитом щенке, кого кто то бездушный выкинул на улицу, совершенно не заботясь о том, что выжить это маленькое существо не сможет. Именно таким существом мне сейчас и показалась Ленка – заледеневшая, выкинутая, обиженная, подавленная и... использованная. От последней ассоциации мне стало почти дурно. Особенно этому способствовало воспоминание о синяках, что я видела на ее теле. Это оказался именно он, тот самый жуткий вариант, который я старательна гнала от себя как невозможный.
– Мааара, я такая дура... ты не представляешь. Он... меня, – вдруг полились слова сквозь всхлипы. – Просто на время, на пару раз, от скуки, тупо секс. А я так же его. И зачем мне все это надо было? Скажи, зачем?? – почти закричала она мне в ухо. При учете того, что до этого был шепот, я вздрогнула от неожиданности и легонько погладила по мокрым волосам, пытаясь успокоить. – Но я не думала, что он способен на это...
Ленка плакала, рыдала в голос, чуть слышно подвывая от отчаяния, уткнувшись носом мне в шею, судорожно вздрагивая и цепляясь за меня руками, комкая в пальцах мою футболку. Ее слова... я понимала в лучшем случае треть из того, что она сквозь рыдания говорила.
Слезы, всхлипы, судорожные вздохи когда просто не хватает сил глотнуть воздуха в сведенные спазмом легкие. Заложенный нос не позволяет сделать вдох, а горло сжато рыданиями. И истерика, то затухающая, то снова набирающая оборот стоит только мелькнуть в мыслях воспоминанию. И почти отчаяние у меня, потому что я просто не знаю, что делать и как помочь близкому человеку.
"Господи Боже! Спаси и сохрани. Матерь Божья, забери ее печали, дай спокойствия измученной душе..." закрыв глаза, я пыталась выудить из памяти слова, что читала надо мной когда то давно бабуля.
Через какое-то время слезы закончились, я все также поглаживала подругу по волосам, изредка касаясь лопаток. Судорожные всхлипы вздергивали напряжением тело Батти.
– Пойдем на кухню? Я чай тебе сделаю, или кофе. Хочешь? – немного отстранилась и попыталась заглянуть в лицо подруги. Заплаканное, опухшее от слез, с покрасневшим носом, глазами и губами. А щеки, наоборот, бледные. И взгляд пустой, потухший, покорный.