Сделай шаг

  Вот и пошла я на свою любимую лестницу. Уселась на каменный парапет, подложив под стратегически важное место спортивную сумку, чтобы не застудить, и свесила ноги вниз. Подо мной пустота примерно на десять метров, дальше крутой каменистый склон, кустарник и деревья. Обзор на реку и мост через нее открывается отличный, тишина и покой. То, что мне сейчас надо. Я ощутимо подмерзла, но от ощущения простора отказаться не смогла – просидела до того момента, когда уже солнышко сделало небосвод на востоке сначала темно фиолетовым, постепенно все больше и больше светлеющим. Чистое небо, лишь с небольшими кусочками облаков. Именно тогда я поняла, что очень хочу жить. Смешно, правда? Сидеть ночь на каменном парапете, болтая ногами над пустотой, куда можно спрыгнуть и решить все проблемы разом практически гарантированно. Но именно тогда я поняла одну простую вещь – по меньшей мере, глупо требовать от кого-то уважения и любви, если не любишь себя сам. И можно сколько угодно слышать эту простую истину от других, но ее нужно принять самому. Прочувствовать и осознать. И, видимо, мое время осознания пришло только сейчас.

  Пошла домой спать, наплевав на учебу и работу. И вот, спустя полторы недели, я тут. Держу за руку свою лучшую подругу, и вместе с ней мы рыдаем. В унисон. Примерно минут пятнадцать уже рыдаем. И вероятнее всего, Ташина мама пошла к ним домой за кофе, прихватив с собой Тёму. Никак иначе их отсутствие я объяснить не могу. А мы все говорим, и говорим, и говорим, перебивая другу друга, спеша выплеснуть все то, что накопилось за это слишком долгое время. За слишком длинные три месяца, как будто годы тянулись бесконечной резинкой. И я понимаю, что Таше надо отдохнуть, она устала, хотя и стоически пытается не показывать это. Но уйти не могу. Все мне кажется, что если я сейчас уйду – то проснусь у себя дома, и все окажется лишь сном.

  Умышленно замолкаю, для верности прикусив щеку изнутри, стараюсь говорить поменьше. Давая выговориться Таше. А она постепенно замолкает и все чаще сонно моргает глазами. Пришла медсестра, сняла капельницу, заклеила пластырем катетер. А Ташик наконец то закрыла глаза, все также крепко удерживая меня за руку, как будто боялась что я сбегу. И уснула.

  – Я больше не сбегу, солнышко. Обещаю, – наклонилась и поцеловала в скулу, ближе к уху, как всегда.

  – Мы надеемся на это, – тихий голос за моей спиной заставил меня вздрогнуть.

  Тёма. Стоит и внимательно смотрит на меня. Пристально, серьезно и несколько напряженно. Слабо улыбнулась другу.

  – Тём, я должна извиниться.

  – Не должна, – довольно резкий ответ. – Пошли, – махнул рукой, приглашая меня на выход из палаты. Покорно пошлепала следом, испытывая внутри мандраж.

  – Мар, ты ничего не должна. Ни объяснять, ни просить за что то прощения, ни, тем более, смотреть на меня глазами побитой собаки. Хорошо, что ты понимаешь неправильность своего поведения. И да, я обману тебя, если скажу, что не обижался на тебя, – все такой же немигающий взгляд от которого мне, мягко говоря, неуютно в больничном коридоре. – Но обиды на тебя нет. Я понял еще в тот же вечер в институте, что тебе хреново и от "жизни собачей собака бывает кусачей", – невесело усмехнулся Тёма на мои удивленные глаза. – Кусаешься, скажу я тебе, знатно. И я тебе это еще припомню. Когда-нибудь потом, просто потребую с тебя должок. Мучайся в ожидании моей великой и беспощадной мести, смертная! – несмело улыбнулась в ответ.

  – Спасибо. Я не знаю, чтобы я без вас делала. Правда.

  – Ехала бы домой в одиночестве. Или опять бы плутала по городу как неприкаянная. Ладно уж, так и быть довезу тебя на такси до дому. Ты помнишь, что у нас завтра экзамен? – как я скучала по этому ворчанию, кто бы знал...

  – Да. Пора. Поехали. Только в этот раз плачу за проезд я.

  – Мечтай! Топай давай, мисс самостоятельность, – посмотрел на телефон. – Машина уже ждет на стоянке.

  Такси остановилось на въезде в мой двор, довольно быстро доставив меня до дому.

  – Мар, – окликнул меня Тёма с переднего пассажирского, едва я собралась попрощаться и отправиться восвояси. – Она во всем винит себя. На это больно смотреть и не получается убедить в обратном, – внимательный взгляд из-под слегка нахмуренных бровей заставил что-то перевернуться в моей душе. Больно перевернуться, как будто задели старую воспаленную занозу, на которую лишь силой воли не обращаешь внимания, но болеть он от этого меньше не болит.

  – Я знаю, Тём. Спасибо еще раз, – и выскользнула из машины, стараясь удержать маску на лице. Маску спокойствия, которое не ощущала даже близко.

  Она во всем винит себя.

  Поднялась на свой родной этаж, достала ключи из сумки, да так и застыла с поднятой рукой и остановившимся взглядом в никуда.

  Больно смотреть... убедить в обратном...

   А потом ключи в карман, и бегом на улицу. Бегом, пока не передумала, пока не решилась все доверить сообщению или задавить в себе потребность искупить вину. Загладить то, что по дурости своей причинила.