Сделай ставку - и беги. Москва бьет с носка

Блеснувший лунный луч открыл Антону дивное видение: прямо под ним на приступке, откинувшись на спину, посапывал Вадичка Непомнящий. Вылезший из-под ремня живот колыхался в такт дыханию. Кое-как спустившись на пол, Антон добрался по стене до двери и через нее выдавился в холодный незнакомый коридор. Здесь он пристроился к первому же подвернувшемуся по пути бочонку, в который и опорожнился. Через минуту, вновь забравшись на печь, он забылся облегченным сном.

* В следующий раз проснулся Антон при полном свете.

Беспрерывно хлопала дверь. Входили люди. Здоровались с каким-то дядей Митяем. Из глубины доносился напористый, густо замешанный на мате, южный говор Вани Листопада. Антон тихохонько выглянул вниз. В центре большой комнаты стоял стол, за которым "банковал" Иван. Потрясая лапой с зажатым стаканом, он энергично втолковывал рассевшимся вокруг мужикам, как следует преобразовать имеющийся в колхозе технический парк. Слушали Ивана уважительно. Причем уважение он снискал не столько за технические навыки, сколько за мягкий ненавязчивый матерок. Мат вкраплялся в речь его столь же естественно, как укропчик в дымящуюся рассыпчатую картошку. На лицах слушателей - а среди них были ценители - читалось блаженство. Возле окна стояла бочка, наполненная неведомой жидкостью. К бочке то и дело подходили и зачерпывали из нее подвешенным сбоку ковшиком, каким в бане поддают пару. Черпали с краешку, потому что из центра бочонка торчала погруженная голова и разносилось аппетитное чавканье. Чавканье стихло, и на поверхность выглянуло мокрое и счастливое хрюсло Вадички Непомнящего. - Славненько отдыхаем! - произнесло хрюсло и вновь погрузилось в манящую жидкость. Тот, кого называли дядей Митяем, первым заметил свесившегося Антона:

- Очнулся, болезный! А мы тут празднуем. Третий день Никиты пошел. Ты это...вставай, присоединяйся. Хватит эгоистничать. Друзья твои которые сутки на бессменной вахте стоят. А ты всё спишь без просыху. Не по-людски это. Эк, погляжу, как тебе схудилось-то. Головка, поди, ого-го! - дядя Митяй сочувственно засмеялся. - Ну ничо, порадую. Держи похмельной браги. Он подошел к бочке, зачерпнул из нее и протянул Антону ковшик, наполненный мутной, подрагивающей, будто простокваша, жидкостью.

Жидкость эту Антон не узнал. Зато бочонок, откуда ее зачерпнули, на сей раз распознал доподлинно. Что-то ухнуло в желудке, стремительно рвануло к горлу, и, прежде чем успел перекрыть рот рукой, могучий фонтан плесканул прямо в участливое лицо.

Голова Антона закружилась, и он бессильно откинулся на печи.

Сквозь туман доносилась до него перепалка между дядей Митяем и каким-то Фомичевым, умолявшим того отпустить людей в поле.

- Трактористов отдай! - Не отдам. Людям отдых треба. Вот еще денек-другой, а тогда уж разом, кагалом навалимся. - Хоть студентов верни, - простонал Фомичев. - Споим, потом отвечать перед районом придется! - Все люди как люди, а студенты - нет? День Никиты, он для всех светлый праздник. Сказано - через два дня выйдем. Стал быть, выйдем. Наверное. Лучше о себе подумай. Ведь ты, Петруха, неплохим баянистом начинал. А теперь во что выродился? Ни тебе здрасте, ни выпить. Совсем от людей оторвался. Все-таки власть, она портит. Иди с глаз моих! Бессильно матерясь, Фомичев выбежал из избы.

* Но вечером случилось нехорошее. Непомнящий и Листопад отправились в сельский клуб на танцы. Разохотившийся Вадичка от полноты чувств ущипнул за задницу полную барышню, оказавшуюся невестой одного из трех братьев Плеве - неоднократно судимых хулиганов, наводивших страх на округу. Братаны тотчас примчались в клуб и Вадичке, само собой, незамедлительно "выписали" по физиономии. А поскольку Листопад попытался их успокоить, "наварили" и ему. Драка выдалась нешуточной. Иван, хоть и был могуч, но оказался один против трех верзил, - заваривший бучу Вадичка быстренько из клуба свинтил. Братья принялись крепко теснить Ивана, так что он едва успевал отмахиваться от летящих ото всюду ударов. Силы стали покидать его. И тогда Иван обхватил за шею старшего из братьев, закрылся им, как щитом, вцепился зубами ему в нос и, подобно бульдогу, пережевывал до тех пор, пока попавшийся в лапы, а вслед и остальные братья не запросили пощады. Впрочем к тому времени нос уже безвольно покачивался на последних хрящах. Так что пострадавшего пришлось срочно везти в районную больницу.

* На следующее утро председатель колхоза товарищ Фомичев, осатаневший окончательно, самолично загрузил изможденных, поблевывающих студентов в брезентовый свой УАЗик и, нещадно матерясь, повез в дальнее отделение - от греха.