Сделай ставку и беги

Зато Галушкина ждала удача. Удалось найти подтверждение сразу двух краж: витаминной муки на сорок семь рублей и пятидесяти листов шифера на сумму пятьдесят шесть рублей 47 копеек. Не ахти, конечно, но в комплексе – образовалась система. Что и требовалось доказать.

Кроме того, настырный Галушкин разыскал двух очевидцев, подтвердивших, что Негрустуев и прежде приворовывал колхозное зерно прямо из хранилища. Правда, один из них, хотя и видел Негрустуева с полным мешком, но никак не у амбара, а скорее возле собственного дома. А другая свидетельница – страдающая бессонницей старуха – действительно углядела как-то мужскую фигуру, вытягивающую что-то в сумерках из дыры амбара, вот только лица не разобрала. На вопрос Галушкина, а не был ли то ее сосед Негрустуев, старуха, пожевав губами, ответила: «А кто его знает? Может, и он. Мужики нынче все воры пошли». Мелкую эту неувязку Галушкин успешно разрешил, слегка подредактировав фразу в протоколе допроса: «Мне показалось, что это был мой сосед, известный ворюга Негрустуев».

На другое утро Галушкин отправился в изолятор временного содержания, дабы добиться признательных показаний.

Увы! В отдел Пал Федосыч приехал под вечер крайне расстроенный. Безысходно теребя длинный пористый нос.

Негрустуев на удивление легко и даже охотно подтвердил факты кражи шифера и витаминной муки. Причем рассказал в подробностях, будто был доволен случаем хоть чем-то порадовать симпатягу-капитана. На скотном затеяли выгружать машину шпал прямо на втоптанные в навоз листы шифера. Часть успел спасти. Витаминную муку собрал на АВМ из невывезенных остатков. Но как только Галушкин переводил разговор на главное, – зерно, скулы его цепенели и взгляд делался колючим. Даже представленные новые, увесистые доказательства – показания соседей, хоть и поразили подозреваемого, но не изменили позицию – зерна не крал.

– Так не дурак, поди, – с притворной бодростью прокомментировал Николаев. – Понимает, что за мелкую кражонку лишения свободы не дадут, а признается в зерне, – сидеть-не пересидеть. Вот и косит под раскаявшегося.

Впрочем произнес он это больше, чтоб разрядить нависшее молчание. На самом деле стало ясно главное, – машину зерна, с которой всё закрутилось, Негрустуев не крал.

* * *

В кабинет начальника райотдела Александр Константинович Шмелев вошел как обычно без доклада и выложил папку с уголовным делом, поверх которой лежали несколько отпечатанных документов.

– Подпиши, – потребовал он.

– Что это? – Звездин кончиками пальцев не читая отодвинул подложенные листы.

– Постановления об освобождении Негрустуева из ИВС и о прекращении дела. Зерно он не крал. Да и остальное – один мираж.

Брови Звездина приподнялись домиком – неприязненно-недоуменно:

– Жалостлив ты, Шмелев, не по должности. Может, и был мираж. Только теперь он уже, это самая, заборчиком из доказательств окольцован. Зерно в подсобке, показания кладовщика, косвенные свидетельства соседей, сюда же – шифер, мука. Осталось колючую проволоку пропустить, что суд и сделает. И будет ему полная реальность – нары на зоне.

Шмелев вспотел.

– Погоди, у нас был уговор о трех сутках. А припаять парню ни за что ни про что «пятерик», жизнь поломать, я не подписывался. И постановления об аресте писать не стану.

– И не пиши, – неожиданно легко согласился начальник отдела.

Шмелев вскинул голову и наткнулся на ехидный взгляд.

– Всё, что нужно, голуба, ты уж сделал. Дальше другие доведут, – Звездин подтянул к себе папку, придавил локтем. – Материалы о краже семенного зерна забирает прокуратура области для соединения с делом модельщиков.

Сдерживаться более Звездин не мог. Голос его задрожал от распирающего торжества.

– Вчера арестована группа частнопредпринимателей, именующих себя модельщиками. При допросе показали, что четверть от каждой получаемой суммы… – Звездин сделал паузу, набрал воздуху, – передавали лично в руки ректору сельскохозяйственного института Ивану! Андреевичу!! Листопаду!!! Завтра же взяточнику Листопаду будет предъявлено обвинение. Вот так-то справедливость торжествует.

– Ну, это ваши игры, – Шмелев безразлично повел плечом. – Но Негрустуев-то вам зачем?

– Как это зачем? – удивился Евгений Варфоломеевич. – Забыл, с чего начинали? Разоблаченный арендатор – это тебе не какой-то завмаг. Хуть и тухленькое хищеньице, а – налицо. Это и в райкоме отметят. И ваще, модельщики у него жили? Жили. Тоже наверняка не за так. Тут еще разобраться надо насчет причастности. Нет ли в его действиях укрывательства или того хуже. Негрустуев этот, как выяснилось, – Звездин доверительно пригнулся, – давним дружком Листопаду оказался.

Именно последняя фраза прозвучала в его устах самым тяжким обвинением.

Шмелев неловко кивнул, поднялся, потянулся к ручке двери.

– Да, насчет тебя, – услышал он в спину. – Сдавай дела Николаеву. Как и обещал, идешь на повышение.

И с немыслимой интонацией, от которой Шмелева перетряхнуло, добавил:

– Заслужил, голуба!

* * *