Ощущение такое, что под микроскопом разглядывает точно глупое насекомое перед тем как расплющить ногой. Раз придавил и все. Нет меня.
Стас берет стул и садиться на него, откидываясь на спинке как король, широко расставив крепкие ноги и кладя зажигалку с коробкой сигарет на стол смуглой крупной рукой.
– Что вам от меня надо?
Голос дрожит, сбивается. Хватаю воздух через нос, живот каменный, вся как на иголках.
– А чем ты можешь мне быть полезна?
Смотрит прямо на меня, я не так могу. Мне сложно прямо в глаза смотреть людям. Меня это обычно тревожит.
– Не знаю.
– Сколько тебе лет?
– А вам сколько?
Хмурюсь. Он на мои вопросы не отвечает и я не буду.
Стас сцепляет зубы, я вижу как ходят желваки на его скульптурных скулах. У него черные густые волосы и щетина. Наверное, колючая. Не знаю, мне не нравится. Он в джинсах и темной рубашке, закатанной на локтях. Широкие плечи, крепкая грудь, блестит черный кожаный ремень, дорогая обувь.
Хм, и правда, сколько ему лет? Он явно намного меня старше. Взрослый, опасный, чужой мужчина.
У него большие жилистые руки, увенчанные венами и покрыты черными волосами. Он что, и под рубашкой такой волосатый? Как животное. Господи, помилуй.
Складываю руки на груди, высоко задираю подбородок. Не стану показывать своего страха.
– Мне шестнадцать. На прошлой неделе был день рождения и вообще-то, у меня папа дипломат.
Выпаливаю и поглядываю на реакцию бандита, а она есть, вот только не та, которую я ожидаю.
– Он на кладбище дипломатом работает?
– Откуда вы…
– От верблюда! Никогда мне не ври! Никогда, ясно?
Повышает тон и я вижу по его суровому лицу, что Стас уже многое знает обо мне, даже то, чего я не хочу, чтобы он знал.
А если… если он уже и с Лидией Ивановной говорил? Или она сама меня ему перепродала? Боже.
Отступаю назад. Я выпрыгну в окно, если потребуется.
– Ты сбежала с детского дома, малышка Тася.
Заключает уверенно своим басистым низким голосом, а я пячусь назад. Шаг, второй, третий, а после я резко разворачиваюсь и бросаюсь со всех ног на выход. Правда, я не знаю где он, но дела это не меняет.
Этот бандит знает, что я сбежала из детдома и про родителей моих тоже. Боже, он не только убийца, но еще и маньяк.
Наивная. Я не знаю ни этой квартиры, ни тем более, где тут выход. Хуже того, я даже не успеваю добежать до двери, потому что ОН ловит меня за шкирку в считанные секунды, с легкостью отрывая от пола.
– Пусти! А–А-А! ПОМОГИТЕ! Пусти-и-и!
Пищу, ору громко, срывая голос. Мне страшно, я боюсь этого мужика и того, что он может со мной сделать.
– Заткнись!
– А-а-а, нет!
Кажется, я его кусаю, да точно, цапаю за руку, вот только это не помогает, а делает только хуже, потому что уже в следующую секунду этот дядька заводит обе мои руки за спину, с легкостью открывает от пола как какую-то пушинку и несет обратно в спальню. Он очень сильный, а я ничего не могу сделать. Совершенно.
У меня резко начинается панический приступ. Я задыхаюсь, меня всю трясет, сердце кажется, вот-вот выскочит из груди. Я умираю, боже, я сейчас потеряю сознание.
– Успокойся, на меня глаза, смотреть на меня!
Стас встряхивает меня, но это не помогает. Совсем.
Я прихожу в себя только от легкой пощечины по лицу. Мне не больно, как ни странно, это помогает и я больше кажется, не умираю.
Я лежу на кровати, а он стоит полубоком ко мне, потирая ладонь после моего укуса и поглядывая на меня как на дуру.
– Не надо. Не надо…
– Что не надо?
– Не надо меня насиловать.
Говорю держась за шею, а он почему-то усмехается своим большим ртом, показывая белоснежные ровные зубы, вот только мне не смешно. Ни капельки.
– Выдохни, сопля. Ты мне не интересна.
Отвечает уверенно и смотрит словно в самую душу, держа ее в когтистой лапе. Беркут. Это же самый крупный орел, хищник.
– Я не педофил и детей не трахаю, так что хорош трястись.
– Зачем вы тогда забрали меня сюда? Что вам от меня надо?
– Твоя жизнь. Я заплатил за тебя своим выигрышем и хочу его вернуть.
– Я отдам вам долг. Верну, честно.
Бубню под нос, кажется, что сейчас уши отвалятся от стыда.
– Отдашь обязательно. Как вырастешь. Собирайся.
– Куда?
– В детдом.
Говорит строго и закуривает, а я с кровати слезаю, становясь напротив.
– Я не хочу туда возвращаться. Пожалуйста.
– Причина?
Опускаю голову. Не могу я сказать. Просто не могу.
– На выход, принцесса.
Уже в коридоре он открывает дверь, я следом иду, но застреваю на пороге.
Здесь чисто и тепло, уютно даже, а я как вспомню условия в детском доме, на стену лезть хочется, но не в том дело. Тут другое.
– Есть причина.
– Какая?
Стас прищуривается и стоит уже у открытой двери, а я маюсь. Не знаю даже, как сказать об этом.
– Нас делают бабочками.
Шепчу тихо, смотря на свои руки. Стыдно невероятно, но когда выбираешь из двух зол… этот мужчина меня не трогал. Даже накормил.
– Какими еще бабочками?
– Угодными.
– Не понял.
Он сдвигает брови, а я от волнения кажется, сейчас взорвусь.
– Нас сдают в аренду воспитательницы богатым мужчинам на ночь. Подкладывают под них. За деньги.
Говорю это сбивчиво. Мне жутко стыдно, а Стас сильнее сжимает ключи в руке.