– Здорово, Макс! – рядом со мной материализовался какой-то гнутый хер.
Ни разу за свою жизнь я не был зачинщиком уличного мордобоя, но прямо сейчас кулаки начинают зудеть от невыносимого притяжения к этой ублюдочной роже. Варианты ответов: «Я не Макс» и «Какого хера тебе надо?» отброшены за бесполезностью. Я знаю, что это наезд, и молча выдыхаю струю дыма в лицо гнутому. Правильный чел не стерпел бы, но этот… Шестёрка посыльная! Кривится и цедит сквозь зубы:
– Короче, потолковать надо.
Продолжаю курить молча.
– Тебе че, западло с нормальными пацанами побазарить? – заводится гнутый.
– Это ты, что ли, нормальный пацан? – усмехаюсь, окутывая его рожу очередной порцией дыма. – Ну давай базарь.
– Так это… отойти бы надо… – он озирается и ребром ладони вытирает шмыгающий нос.
– Ну, отойди.
– Чё ты лепишь? Под лоха косишь?
Базарить по-пацански я действительно не силён, но понять намерения гнутого несложно.
– Ну, веди давай, Сусанин. – я довольно скалюсь под недоверчивым взглядом засланца и следую за ним.
На заднем дворе клуба, как на пионерской линейке, выстроились «нормальные пацаны», и я даже присвистнул от удивления и иррациональной радости – неужто все по мою душу? Всё нутро взревело от адреналина, смешанного с почти детским восторгом и азартом от предвкушения драки.
Оу! А вот и девочки! Кто бы сомневался, как обычно – шерше ля фам! Обеих «ля фам» я узнаю сразу. Губастую сегодня прессовал Геныч, когда я только явился в «Трясогузку». И она же пыталась призвать меня к ответу за оскорблённую честь её сестры. К слову, обесчещенная тоже здесь. Как же быстро меняется этот мир – и не угнаться! Оказывается, деликатно отклонив орально-генитальное предложение дамы, ты уже извалял в грязи её моральный облик. А если бы присунул?.. Она бы чище стала?
Отчего-то вдруг вспомнился город Сувалки… В натуре, что ль, есть такой? Тогда это точно у нас. Я ловлю себя на том, что улыбаюсь. Наверняка выгляжу, как идиот… Но похер. Гнутый громко и эмоционально рапортует о том, как я страх потерял, и тут он совершенно прав. Я в курсе, что пришёл не на переговоры, поэтому фильтрую отдельные выкрики, призывающие меня оскорбиться или очкануть.
Боковым зрением вижу, что меня начинают окружать…
Гнутый держится поблизости и, очевидно, никакой опасности для себя не видит. Кретин! Останавливаюсь на расстоянии удара и несколько секунд изучаю мордатого, пока он аргументирует свои претензии или… как это у них – кидает предъяву. Но это уж кому как зайдёт и на последствия не точно повлияет. Да я и не слушаю, в голове совсем другое:
«…Променяла семью на богатенького папика…»
«Вас, мужиков, может быть херова туча…»
Я больше не жду, пока морда подытожит свои обоснования и выстреливаю правой, впечатывая свой кулак между его глазом и ухом. Моя левая малость запаздывает, и удар выходит смазанным, но мордатому хватает. Эффект неожиданности работает на меня, и я успеваю достать гнутого. Его табло я сминаю с особым кайфом, прежде чем начинаю ощущать боль… Правильную… Исцеляющую!.. И, наконец-то, чувствую себя по-настоящему живым!..
Затылок… Печень… Ноги… И блоки уже бесполезны… Но в эпицентре этой мясорубки я ещё вполне целый и резвый ломоть. Кровь застилает глаза, но я успеваю поймать чей-то безумный и радостный взгляд, и гашу его, вложив в удар весь свой вес. Я живой!.. А в следующий миг в голове происходит взрыв!.. Очередной взрыв в груди сбивает меня с ног… Воздуха больше нет… И только бесконечная серия взрывов, кромсающих моё все еще живое тело…
И лишь проваливаясь в глухую и вязкую темноту, я с сожалением понимаю, что умер…
Глава 6
Кирилл
Тело взорвалось болью. В чёрном глухом безмолвии слышу лишь собственное свистящее дыхание и стук крови в ушах. Жив?.. Или уже ТАМ? По ощущениям… меня помешивают вилами в кипящем котле.
Звук включился внезапно и почему-то рёвом Геныча. Как охрипший паровозный гудок в ухо! Мля-а-а… где это выключить? С рычанием Жеки в мой персональный ад стали возвращаться звуки. Очень разные – глухие и пронзительные, нестройные и режущие слух, но живые!.. Живой! Мне очень надо быть живым!
Вместе со звуками пробились запах и вкус крови… и привели галлюцинации. В этой невообразимой дикой какофонии совершенно точно не может звучать ЕЁ голос. И всё же я продолжаю жадно вслушиваться, пока моей кожи не касаются прохладные пальчики.
– Кир…
И если её нежный голос – лишь моя бредовая фантазия, то эти пальчики я не могу перепутать с чужими. А впрочем, никакие другие пальцы не прикасались ко мне с тех пор… С тех самых пор. Очень осторожно они гладят мои волосы… А я думаю, что надо остановить, ведь на мне слишком много крови… Но замираю, почти не дыша, и мечтаю, чтобы время остановилось. Только бы самому задержаться… не отключиться так не вовремя и не сдохнуть в такой момент.