Сделано в Японии

Я напыжился и вытолкнул через уши скопившийся в черепе спрессованный воздух. На мгновение скулы скрутила резкая судорога, и я испугался, что от этой страшной боли вновь отключусь, но ошибся, поскольку вдруг явственно услышал, как где-то за бортом раздалось два винтовочных «чиха», и тут же рядом со мной рухнуло что-то громоздкое и тяжелое. Врожденное любопытство и стремление всегда и везде открывать для себя что-нибудь новое заставило меня, превозмогая боль и апатию, приподняться на левом локте, чтобы получше рассмотреть жертву снайперского чихания. Ею, как это было ни прискорбно, оказался накамуровский Ито. За те три минуты, что я его не видел, он практически не изменился: те же темно — серые «кевин — кляйновские» джинсы, та же черная «про — кедовская» майка, те же раздутые от непомерных тренажерных нагрузок и тайских стероидов — анаболиков бицепсы. Только теперь на узком лбу Ито строго посередине, прямо над ложбинкой широкой переносицы, багровел аккуратный кружок — если я не ошибаюсь (а сознание ко мне вроде вернулось полностью, то есть ошибаюсь я сейчас вряд ли), диаметром 5,62 миллиметра. Но заканчивать свое полулежачее обследование правой, теперь уже ампутированной пунктуальным стрелком руки Накамуры я заканчивать не собирался, потому как вернувшийся ко мне слух зафиксировал не один, а два «чиха» — слышал я их вполне отчетливо. Я оттолкнулся локтем от теплого дерева палубы и присел. Ито лежал слева от меня, на животе, с вывернутым в мою сторону лицом, орнаментированным зорким снайпером В поэтике индийской кастовой дифференциации. Мне пришлось двумя руками пихнуть остывающего бугая, чтобы он перевалился на спину Сделав это, я с глубочайшим удовлетворением отметил безупречную работу спецназовских парней: продуктом другого «чиха» была такая же аккуратная дырочка на левой стороне груди Ито, вокруг которой бесформенно чернело окрашивающее белый логотип «Про — кедс» в лиловый цвет пятно.

Увидев эту вторую дырочку на теле Ито, я потерял к нему всякий интерес. А вот интерес к тому, где бегает мой бестолковый друг Ганин, вдруг проснулся во мне с новой силой, затмив своим величием и размахом все другие интересы, хотя походя я отметил про себя, что моей плоти уже пора поинтересоваться, где здесь ближайший гальюн. Подниматься в полный рост резким молодецким движением я посчитал излишним. Зачем будоражить воображение чувствительных ко всему движущемуся на судне ребят, засевших на пирсе с «простуженными» винтовками, которые благодаря цейсовской оптике и самурайскому хладнокровию «чихают» без промаха в кого ни попадя. Я напрягся и трансформировал положение своего тела — из «сидя на заду» в «стоя на четвереньках», по-собачьи обполз навечно угомонившегося Ито и двинулся по направлению к открытой двери палубного салона.

Осторожно, чтобы не спугнуть хрупкого вдохновения, я заполз в салон, который еще полчаса назад источал покой и благоденствие для решившихся пересечь морские просторы беспечных пассажиров, а теперь настораживал своей гулкой пустотой и вселенским разором. Здесь никого не было, да и, как я быстро сообразил, быть не могло. Накамуровские ребята здесь оставаться не могли: слишком много окон, вся площадь простреливается с берега великолепно, а пассажиров, судя по тому слоновьему топоту что гремел у меня в ушах, когда я разбирался с Сайто и Ито, спецназовцы вывели на берег В том, что моего друга Ганина среди них не было, я даже не сомневался. Этот любитель приключений ни за что не отказал бы себе в удовольствий собственноручно довести до конца разгром банды Накамуры. Да и видел я его последний раз вовсе не на верхней палубе, а бегущим вниз, на внутреннюю грузовую палубу. Значит, надо было отправляться на его поиски в левиафановские внутренности авианосцеподобного парома, благо трап вел туда прямо из салона. Но прежде чем спускаться, надо было выяснить до конца, что изменилось в этом мире за те три минуты, что я — слава богу безуспешно — стучался в массивные неподатливые двери близких, но все еще недоступных для меня небес.