Сделано в Японии

Дожидаться моего ответа Ганин не стал: он деловито включил задний ход, пробормотал что-то типа «Сейчас поглядим, у кого из нас гидрач круче!» и погнал навстречу Ковриге. Я посчитал излишним комментировать выбранный им вариант нашего спасения, полностью положившись на ганинское мастерство, русский авось и на всякий случай зажмурившись. Рев двух неравных моторов, скрежет тормозов, удар о бордюр, высокий подскок, в сотню раз выросшая в одно мгновение сила гравитации — все это слилось в моей голове в один сплошной кошмар. Когда открыл глаза, передо мной открылась живописная картина. Мы стояли на выезде из тоннеля. Ковригинский «тигр» уменьшился на треть и стоял теперь упершись своим грозным рылом в угол бетонной аппаратной посредине дамбы. Капот его задрался на оказавшийся неприступным домик, сам он весь перекосился из-за того, что большая часть корпуса въехала на пешеходный тротуар, и заднее левое колесо продолжало исправно крутиться в воздухе, что демонстрировало уникальную автономную трансмиссию этого страшного гибрида дорожного катка и броненосца.

Из «тигра» на шатающихся ногах выбрался Коврига. Он прищурился в нашем направлении, а затем оглянулся назад, на тоннель у себя за спиной. Ганин посмотрел на меня, затем — на Ковригу:

— Ну что, Такуя, утюжком? — Ганин включил первую передачу и поиграл газом.

— Не сильно только, он нам живым нужен, — ответил я ему.

Но пленения мятежного Ковриги не состоялось. Из черного зева встречного тоннеля на полном ходу вылетел белый «лэнд — крузер». Ганин тут же передумал трогаться, и мы стали наблюдать, как джип подкатил к Ковриге, как Коврига начал что-то говорить в раскрывшееся окно и как он явно был недоволен тем, что левая задняя дверь «крузера» открылась и те, кто сидел в салоне, силой потащили русского медведя вовнутрь. Как только дверь за разочарованным Ковригой захлопнулась, джип заревел и безо всякого разворота, простым задним ходом помчался к тоннелю и скрылся в нем в поэтике обратной киносъемки.

Ганин вышел из оцепенения и поехал вперед. Мы осторожно проехали мимо раненого — беспомощного и теперь уже беззубого, учитывая разбитый о прочный бетон, поставленный родственниками великого и ужасного Тануки, капот, — брошенного хозяином «тигра», заехали в темный тоннель, Ганин включил фары и притормозил. Тоннель был недлинным, и уже через пятьдесят метров пути мы увидели свет в его конце, а также смогли убедиться, что этот свет нам никто и ничто не застилает.

Джипы мы увидели снова через десять минут бесконечных виражей и торможений на горной дороге: они спускались по гигантской эстакадной петле за дамбой Асари — первой дамбой в этом районе, делавшей все остальные ненужными, по крайней мере, по мнению всех налогоплательщиков, с которыми почетный строитель всех времен и народов Тануки позволил себе не согласиться, пролоббировав в Токио финансирование сооружения последнего приюта ковригинского «тигра». Затевать в этом месте гонки отработку голливудских автомобильных трюков я Ганину категорически запретил: внизу, в симпатичной зоне отдыха, праздный люд играл в теннис, качался на качелях и жарил баранину на мангалах, благо время было как раз обеденное.

Мы медленно, как предписано правилами, спустились в долину вслед за черно — белым стадом внедорожников, проследовали за ними мимо бесконечных пансионатов и гостиниц с горячими источниками и в конце концов оказались на северо-восточной окраине Отару. Джипы оторвались от нас на втором же перекрестке, но особого разочарования по этому поводу я не испытал, а просто попросил Ганина подбросить меня к порту.

Глава одиннадцатая

Когда мы въехали в порт и стали подъезжать к пассажирскому терминалу, у которого обычно встают наши и российские паромы, я почувствовал в воздухе запах войны. С юга, с горных склонов, к порту подлетали два вертолета, на которых обычно десантируется наш благословенный спецназ, на подъездных дорожках теснились черные автобусы с зарешеченными окнами, в которых опять же выезжают на сухопутные операции спецназовцы, — вся эта обстановка свидетельствовала о том, что Ивахара, его начальство и подчиненные подготовились ко встрече нас с Ганиным, а заодно и развеселой ковригинской компании, более чем фундаментально.

Едва из-за очередного поворота показался высоченный борт «Сахалина—12» с раскрытым бортом и перекинутым на берег въездным мостом, через который внутрь судна загоняются машины, как негромкое урчание движка «галанта» перекрыли автоматные очереди и отдельные, видимо пистолетные, выстрелы. Я инстинктивно пригнулся, Ганин притормозил и посмотрел на меня.

— Ты чего, Такуя?

— Живот охватило! — отмахнулся я и выпрямился.

— А я тебе вчера говорил: не набивай себя рисом!

— Если 6 я вчера рисом не набился, Ганин, я бы сейчас здесь с тобой не сидел! Давай рули на площадку к «Сахалину».