Сделано в Швеции

Вот так же он чувствовал себя, когда они с папой практиковались и успешно реализовали свой план, – избить Хассе, когда папа стоит на балконе, было так же легко, как ограбить банк, когда папа стоит сейчас на стреме.

Пачки наличных на полках хранилища, их даже больше, чем он рассчитывал. Сотенные в пачках по десять тысяч, пятисотенные в пачках по пятьдесят тысяч и тысячные в пачках по сто тысяч.

Всё здесь. В ночном хранилище пусто.

Приказывая банкиру войти внутрь, сесть и прислониться спиной к стене, Лео услышал в собственном голосе лихорадочное волнение. Он поверить не мог, что на полках такого маленького банка окажется столько денег.

Он поправил сумку на плече, открыл ее – зияющая пасть заглатывала пачки одну за другой. Ампул с краской нет. Он быстро подсчитал. По меньшей мере три с половиной миллиона! Больше, чем при двойном ограблении, больше, чем при тройном. В паршивом маленьком банке, в паршивом городишке, с папой на стреме и Аннели за рулем.

* * *

Полицейская волна женским голосом оповестила об ограблении банка в Хебю, другой женский голос ответил, что из полицейского участка Сала в Хебю направлен полицейский патруль. Ни то ни другое для Аннели значения не имело: она поедет обратно затверженным маршрутом, как практиковалась всю минувшую неделю, с Лео на пассажирском сиденье. Даже снег, укрывший дорогу, тающий на ветровом стекле и сметаемый дворниками, и тот не имел значения. И люди вокруг, что прятались и наблюдали, а позднее будут давать показания, даже не подозревая, что за рулем была женщина, для нее не существовали. Существовало только одно, впечатанное в схему, которую они с Лео разработали сообща. Только они двое, и больше никто.

Вероятно, поэтому первым она увидела Лео, хотя от банка шли все трое, Лео нес на плече сумку, с виду тяжелую.

И когда дверцы машины захлопнулись, она сделала то, что нужно: включила вторую передачу, съехала с широкого тротуара на мостовую и рванула в сторону церкви с ее черной колокольней. Потом направо и почти сразу же опять прямо, вокруг города и на магистраль. Спокойный снегопад буквально в считаные минуты обернулся метелью, пушистые хлопья снега стали колючей крупой. Но она не обращала внимания – знала каждый поворот и когда на какой скорости двигаться.

– Три миллиона!

Он выкрикнул это несколько раз.

– Больше трех миллионов!

Никогда Аннели не слыхала у Лео такого голоса, срывающегося, едва не охрипшего от счастья. Даже смешок Яспера на заднем сиденье не вызывал досады. Ее не тревожило, что видимость ухудшалась, она по-прежнему уверенно вела машину. Скоро поворот налево, вон там, у почтовых ящиков. Она даже включила поворотники и тихонько хихикнула – машина краденая, только что использована при ограблении банка, а она… включила поворотники. И засмеялась еще громче, когда свернула налево, на заснеженную щебенку. А потом, просто потому, что все было хорошо и Лео так счастлив, опять включила поворотники, когда съехала на лесную дорожку, где, наверно, ходят олени или зайцы, и когда заруливала на естественную парковку, окруженную густым ельником.

Они вылезли из краденой машины в яростную снежную бурю. Переоделись, сменили грабительские робы на рождественские наряды. Дело сделано. Она справилась. И скоро сменит отвертку в краденой машине на ключи зажигания в прокатном авто, полном красивых подарочных упаковок. Аннели нащупала руку Лео и крепко сжимала ее, когда они припустили бегом.

87

Коридор отдела уголовных расследований полнился запахами глинтвейна, кофе и рождественской выпечки, между кофеваркой и торговым автоматом даже стояла страшненькая пластмассовая елочка.

Джон Бронкс сидел в кабинете. Не участвовал в празднике. Вообще-то он никогда не участвовал, не праздновал сочельник, как принято в семьях. Да и раньше редко его отмечал. Помнится, несколько раз – правда, очень давно – в заранее условленное время сидел в комнате для свиданий, с горячим пирогом на шатком столике. Перед свиданием Сэм, как все пожизненно осужденные, пек пирог и варил кофе, и оба они, не говоря об этом ни слова, жевали мягкий пирог, как в любой будний день.

Он смотрел на монитор компьютера. Тревога. Всего несколько минут назад, в маленьком городке в ста десяти километрах отсюда. Сальская полиция выехала туда. Упсальская тоже. У них есть реальная причина не пить глинтвейн.

Бронкс вздохнул.

Стопки текущих дел громоздились на столе.

Легкие снежинки гонялись друг за дружкой по двору Крунуберга.

Всегда найдется кто-нибудь, готовый ради своей выгоды прибегнуть к насилию, и как раз в такие дни вполне резонно задержаться на работе, хотя бы чуть подольше.

Он позвонил Карлстрёму, и когда тот ответил, в трубке слышался шорох шипованных шин по асфальту.

– Ты видел?

Босс был уже на полдороге к дому. Но тем не менее ответил.

– Джон?

– Да?

– Завтра сочельник.

Протяжный, раздраженный звук клаксона. Наверно, водитель позади Карлстрёма.

– И… Хебю? Джон, я даже не знаю, где это. Кажется, в Упсальском округе. Но я знаю, к чему ты клонишь. Это не повод сидеть в управлении. Не наша забота.