Сделать все возможное

— Давай, удачи, — угрюмо смеётся он. — Это же идеально, не так ли? Ты можешь избавиться от меня и иметь собственную практику. Так что, правильно, что ты согласилась.

— Всё совсем не так.

— Да? Поэтому мне звонят из клиник со всей страны? Кажется, я разослал им своё резюме. Кстати, спасибо тебе за это. Если ты хотела, чтобы я уехал из Гамильтона, ты должна была просто попросить.

— Лукас…

Он уже отступает назад. Он уже принял решение.

— Так будет лучше, Дэйзи. Правда. По крайней мере, я знаю, кто мы такие. Ты заботишься только о себе. Может, и мне пора начать делать то же самое?

— О, Лукас! — говорит Мэрайя, выглядывая из-за угла. Она, вероятно, слышала весь наш разговор, но ведет себя невинно. — Мы идём пить кофе. Тебе что-нибудь нужно?

Он пользуется моментом и сбегает обратно по коридору. Я не слышу его ответа, и остаток дня он избегает меня. Я стараюсь загнать его в угол между встречами с пациентами, но он умело притворяется занятым и лишний раз не попадается мне на глаза. Я собираюсь стоять за дверью его кабинета, пока он не выйдет, доктор Маккормик замечает меня и улыбается.

— Ты ведь не ждешь Лукаса? Он сегодня рано ушёл, сказал, что у него личные дела.

Личные дела? У Лукаса нет личных дел.

Я возвращаюсь в свой кабинет, и на столе нахожу ключ и записку: «Используй его. Вернусь поздно».

Я чувствую себя ещё хуже, от того, что прямо сейчас Лукас хоть и ненавидит меня, но он не хочет, чтобы я осталась бездомной.

Я сдаюсь и по дороге в квартиру Лукаса звоню маме.

Она звучит очень бодро.

— Мы можем вернуться домой пораньше? — умоляю я. — Например, сегодня?

— Извини, Дэйзи, если только ты не хочешь ещё несколько дней нюхать все эти нейротоксины. Всё в порядке? У вас с Лукасом всё хорошо?

Я не удивлена, что она в курсе. Мы, в конце концов, живём в Гамильтоне, штат Техас, где слухи распространяются со скоростью света.

— Нет, не совсем. Я хочу вернуться домой.

— Не в этот раз, Дэйзи.

— Что?

— Я сказала, не в этот раз. Ты уже взрослая, чтобы сбегать в свою комнату каждый раз, когда возникают проблемы, в надежде спрятаться от них и ждать, пока все решится само собой. Если что-то не так, ты должна разобраться с этим.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

— А, по-моему, имеешь.

Моя мама явно жила с каким-то хиппи последние несколько дней, потому что она извергает какую-то чушь по самосовершенствованию, что абсолютно бессмысленно. Я ей так и говорю, а она смеётся. И прежде чем она сможет продолжить сеанс терапии, я вешаю трубку.

Я открываю дверь в его квартиру, и, несмотря на то, что понятия не имею, что скажу, я надеюсь, что Лукас дома. Он был прав на счёт меня, двадцать восемь лет я ничего не хотела, кроме как уничтожить его, но это было раньше. А теперь он ошибается, и когда у меня есть шанс доказать это, я должна им воспользоваться. Наконец-то, шах и мат. Здесь нет моей вины.

— Лукас? — зову я.

Никто не отвечает.

Тишина ‒ это пытка. Это похоже на то, когда мама, которая должна кричать на тебя за проступок, вместо этого вздыхает и разочарованно качает головой. Я хочу сказать Лукасу, что он был не прав. Что я никогда, ни на секунду не задумывалась о том, чтобы отправить контракт. Что я не ненавижу его, и не хочу, чтобы все так закончилось.

Мне нужно сказать это вслух, чтобы, наконец-то, самой в это поверить.

Я пытаюсь дозвониться до него по номеру, который набирала три или четыре раза за всю свою жизнь. Он не отвечает. Я расхаживаю по квартире в поисках зацепок, где он может быть. На двери не весит его спортивная сумка, а на месте, где он вчера оставил кроссовки, пусто. Я предполагаю, что он пошёл на тренировку, но понятия не имею, куда. Мне стоит обойти все спортзалы Гамильтона и выкрикивать его имя, пока меня не вышвырнут?

Это хороший план, но я никуда не ухожу. Я хочу остаться здесь, пока он не вернется домой, пока он не войдет в эту дверь, и я не смогу убедить его выслушать меня, попытаться понять, что каким-то образом за все годы нашей вражды я всё-таки стала порядочным человеком, ну, почти. Что после каждой стирки я чищу фильтр, что помогаю пожилым людям перейти через дорогу, и что я не вонзаю людям нож в спину, даже если провела всю свою жизнь, соревнуясь с ними.

Лукас, где ты?!

Я переодеваюсь. Готовлю себе сэндвич. Возвращаюсь в гостевую спальню и сажусь на кровать, сожалея о том, что последние две ночи предпочла спать здесь, а не с ним. Это казалось слишком отчаянным. «О, прости. Мне нужно, где-то остановиться и место для ночлега, как насчет твоей кровати?» Теперь всё кажется глупым. Я добавлю это в список того, что скажу ему, когда он войдет в эту дверь.

Что он, наконец, и делает через час.

Когда он входит, я сижу на диване и смотрю на свой телефон в надежде, что он мне позвонит. Лукас вешает спортивную сумку на дверь и скидывает кроссовки. Я сижу и жду, когда он меня заметит. Он делает вид, что я невидимка, и идет на кухню за стаканом воды.

— Я не собиралась соглашаться на эту работу, — говорю я.

Надеюсь, мои слова ‒ это заклинание. Я скажу их, Лукас мне поверит, и бибиди-бабиди-бу, мы вернемся к тому, что делали на его кухонном островке.