Сделка

Я поджала губы и бросила на кровать шкатулку.

— Мама, может быть, хватит уже о нём? Ничего не хочу ни знать, ни слышать ни о Викторе, ни о его любви.

— Ладно, — встала она и направилась к выходу, понимая, что сейчас я её не услышу. Обернулась у самого выхода. — Я всегда тебе рада и приму. Но мне жаль, что всё вышло именно так.

***

Спустя две недели.

Поместье Орловых.

Елена.

Радость от ощущения свободы и пребывания в родительском доме всего через несколько дней улетучилась. Я стала думать о том, какой будет моя дальнейшая судьба, какой будет моя жизнь.

И вдруг обнаружила, что больше не могу жить так, как раньше. Всё в этом доме до боли знакомое и родное, но он как будто бы больше не мой. Мне как будто чего — то не хватало. Все привычные занятия не приносили радости, как до замужества. Объяснить самой себе эти странные чувства я никак не могла, и потому настроение моё было не самым лучшим. Мама уже начала спрашивать, уж не тоскую ли я о Викторе и не стала ли сожалеть о содеянном…

Не стану отрицать — я о нём вспоминала. Мне помнились только хорошие моменты, которые мы провели вместе: песни под гитару у камина с бокалом вина, подаренная лошадь, потом котёнок, которого я решила не забирать — ведь всем известно, что коты привязываются к дому, а вовсе не к людям. Вспоминала вечера в его кабинете, где он показывал мне чертежи, макет станции. Его отца, который всегда был со мной добр. Слуг, которые так радовались моему появлению в доме Гинцбургов, а потом плакали, провожая, как родную.

Я провела в доме барона четыре месяца, а ощущение такое, будто прожила там долгие годы — настолько много произошло там событий, настолько жители дома приняли меня.

Я старалась не думать о Викторе, но у меня ровно ничего не выходило. И если днём это были невинные воспоминания, то ночью мне снились наши ночи: он снова целовал меня то нежно и бережно, то страстно и грубо, прижимал меня к себе, дарил невыносимые порой эмоции от своих ласк, брал меня, заставляя дарить ему стоны. Во сне я была совсем другая с ним — осмеливалась целовать его сама, вплетала пальцы в его волосы, не стеснялась своего удовольствия, которое он дарил мне в постели.

Просыпалась с дрожащими руками. Тело моё было в напряжении, внизу всё томилось и было влажным. Моё тело помнило и желало его. оно требовало Виктора вопреки всему. Я очень надеялась, что вскоре эти сны оставят меня — слишком сильно они меня терзали и выматывали. Проснувшись вдруг среди ночи от собственного громкого стона, я ещё долго не могла унять неровное дыхание и уснуть до самой зари. А поутру снова была не в духе из-за регулярного недосыпа.

Да и в целом, моё состояние здоровья оставляло желать лучшего. Живот пока еще болел после яда, постоянно тошнило, рвало даже, особенно по утрам. Постоянно хотелось спать. Наверное, сказывается стресс и ранняя весна.

Я не хотела признаваться самой себе, что несмотря на всё, что он делал со мной — я тосковала. Да. тосковала. Мне не хватало его взглядов. Его губ и рук. Мне не хватало Его.

Но это был мой выбор. Назад барон всё равно не примет меня, хотя в мозгу уже зародилась шальная мысль вернуться. Он слишком гордый, не пустит даже на порог. Неужели, я всё же ошиблась, и приняла неверное решение? Если оно верное, то почему сердце и тело так ноет без его ласк и любви?

***

Натали.

Я наблюдала за Еленой уже не первый день. Когда она была вдали, можно было бы и не заметить. Но сейчас она под постоянным моим взором, и я уже почти уверена, что она понесла от барона. Тошнота по утрам, слишком резкая реакция на некоторые запахи и появившееся вдруг полное отвращение к мясу — тут и повитуха не нужна, чтобы понять, что княжна беременна. Вчера я спросила, когда у неё в последний раз были признаки отсутствия беременности, и она призналась, что давно пора, но так ничего и нет уже как несколько недель. Она тоже догадалась о беременности и решила скрыть её. Но мы не имеем права умалчивать этот факт.

Сейчас её осматривала повитуха, которую я пригласила еще несколько дней назад. Я должна точно знать, чтобы Елена не успела наделать глупостей. Пока прошло не слишком много времени после их ссоры, ещё не поздно всё изменить. А ребёнок

— серьезная причина остановить бракоразводный процесс. Если барон её, конечно, теперь примет.

Бледная княжна встала с постели, пока повитуха мыла руки в тазике с водой и вытирала их полотенцем. Девушка боялась и ждала её ответа. Как, впрочем, и я сама.

— Что скажете нам? — обратилась я к женщине.

— Княжна беременна, Наталия Дмитриевна. Месяца два-три… Поздравляю, — сдержанно улыбнулась повитуха.

Улыбка её мигом угасла, и она строго посмотрела на нас, заметив, как вытянулись наши с Леной лица. Ожидаемо, и всё равно как ушат ледяной воды за шиворот.

— Спасибо, мы поняли. Идёмте, я провожу вас и оплачу ваши слуги, — я навесила на лицо одну из своих улыбок.