Сделка

Панкратов посмотрел в сторону завода:

— Здесь что, наркотики изготавливают?

Проскурин удостоил фотографа мимолетным неприязненным взглядом и буркнул:

— Мастер, тебе же сказали: за работу заплатим. Остальное — не твоего ума дело. Обойдись без лишних вопросов. Щелкай давай. Вон те вагончики видишь? И постарайся почетче снять, чтобы номера видны были.

Панкратов быстро глянул на Проскурина, затем перевел взгляд на Максима, который, казалось, даже не заметил их короткой перебранки, и склонился над камерой. Через секунду фотоаппарат уже щелкал вовсю, запечатлевая погрузку танков.

Максим автоматически отметил, что вместо десяти вагонов закрытыми стоят уже семнадцать.

— Шустро, — вздохнул он.

В это время Проскурин повернулся к работающему Панкратову:

— Слышь, мастер, сделай пяток снимков, чтобы привязка к местности была. Здания, деревья высокие, мачта прожекторная.

— Хорошо, понял, — быстро ответил тот и, чуть сдвинув камеру, принялся щелкать затвором. Работал он профессионально, сноровисто и точно. Ни одного лишнего движения. В этот момент Панкратов был похож на снайпера, уже выбравшего мишень и загоняющего патрон в патронник. Он повозился с фотоаппаратом, сменил катушку и отщелкал еще тридцать шесть кадров. — Семьдесят два кадра хватит?

— Хватит, хватит, — кивнул Максим. — Теперь вот что, Валерий Валериевич. Эту пленку необходимо проявить как можно быстрее. И фотографии напечатать тоже нужно быстро. Время поджимает.

— Как можно быстрее? — Панкратов снял телевик и задумчиво принялся отсоединять камеру от штатива. — Дня через три устроит?

Проскурин повернулся и посмотрел на него как на сумасшедшего.

Максим торопливо пояснил:

— Валерий Валериевич, снимки необходимо сделать к утру.

— К утру? Да вы что? Даже если всю ночь горбатиться, и то пленка не успеет просохнуть, Это ж «Кодак», ребят.

— Заплатим тебе, и за срочность заплатим. Бросай все, — ввязался в разговор Проскурин. — Понял? Все задвинь, иначе я тебе такие неприятности устрою, всю жизнь будешь отмываться. И все свое дерьмо на тебя повешу. Да еще ребят из УВД попрошу, они помогут, соберут все «висяки». Лес отправишься валить лет на пятнадцать. Понял? Давай, действуй.

— Максим Леонидович, товарищ полковник, — Панкратов повернулся к Максиму, но тот молчал. — А если… — начал было Панкратов, вновь оборачиваясь к Проскурину.

Но тот жестко смотрел на него:

— Ты — профессионал. И если вдруг выяснится, что фотографии не получились или что ты случайно пленку засветил, я не поверю. А не поверив, оторву твою педерастическую головенку вместе с хреном, понял? Я тебе клянусь. Вон Максим знает: если я что-нибудь сказал, так и будет.

Максим кивнул, давая понять, что да, действительно, этот человек слов на ветер не бросает. Панкратов побледнел.

— Вот всегда так, — буркнул он себе под нос. — Работаешь, стараешься, и вместо благодарности…

— Будет тебе благодарность, мастер, — понижая голос, страшным злым шепотом выдохнул ему в самое лицо Проскурин. — Будет. Давай вали, делай снимки. Максим, отвези его и покарауль в квартире, пока он тебе негативы и фотографии готовые не вынесет.

— А ты?

— А я здесь останусь. Посмотрю, может быть, наши пернатые друзья объявятся. — Он подмигнул Максиму.

Тот кивнул:

— Хорошо. Что дальше?

— Дальше так. В восемь утра я жду тебя возле третьей горбольницы. Надо будет за Алексеем присмотреть, а заодно и в библиотеку съездить, в газетах порыться. Может, Ипатов правду сказал и что-нибудь новенькое выплывет.

— Лады, — Максим пожал ему руку. — Смотри, осторожней здесь. Близко не подползай. Заметят, все дело провалишь.

— Ладно. В восемь, — кивнул Проскурин, поворачиваясь к ним спиной и глядя на завод.

Глава тридцать третья

В восемь утра зеленая «шестерка» притормозила на углу третьей горбольницы. Черная «Волга» стояла у главных ворот. Максим прогуливался по тротуару, поглядывая то на часы, то по сторонам. Проскурин заехал во двор, запер машину, вышел на улицу и огляделся. Своих давешних плечистых приятелей он не заметил, однако то, что Максим поставил машину так открыто, вызвало раздражение. С недосыпу он был злым и нервным.

— Так, ты должен взять себя в руки, — пробормотал Проскурин себе под нос. — Возьми себя в руки немедленно. В конце концов, полковник тоже всю ночь не спал.

Он двинулся к воротам, подняв воротник пальто.

Заметив Проскурина, Максим остановился — но хватило сообразительности, рукой махать не стал, все-таки не приятеля с курорта встречает — и уселся на переднее сиденье «Волги».

Проскурин, поравнявшись с машиной, вдруг резко распахнул заднюю дверцу и нырнул внутрь, на ходу бросив водителю:

— Трогай давай, командир. Поехали.

— Куда? — Солдат повернулся к Максиму. — Что делаем-то, товарищ полковник?

— Поезжай.

Машина резво взяла с места. Проскурин несколько секунд смотрел в заднее стекло, но не заметил ничего подозрительного. Скорее всего плечистые убийцы капитана Сулимо окончательно потеряли его. Ненадолго, конечно, но и то хорошо. Какое-то время он сможет действовать вполне свободно. Отчего же тогда взбесились в нем дурные чертики тревожного предчувствия?