Сделка

— Вот до нее и подбрось. На, держи, — он выложил на сиденье «добычу». — Положи-ка лучше к себе в сейф, там надежнее будет. Тут полетная карта Алексея и все мои соображения. Соображения-то можешь особенно не читать, а карту береги. Она — наше единственное доказательство.

— А сам Алексей что?

— Алексей — Алексеем, а карта — картой. Про Алексея уже сказали, что он сумасшедший, хотя, когда это дело выплывет на свет Божий, свидетелем он, конечно, будет бесценным. Но карту спрячь и не показывай никому.

— Хорошо. — Максим усмехнулся. — А пушка?

— Пушку я у одного из хлопчиков Сулимо одолжил. Хорошее оружие. Приметное. По нему можно кое-что разузнать. Потом займемся. А пока спрячь все это добро поглубже.

— Ясно.

У здания городской библиотеки Паша притормозил.

Проскурин выскочил из машины и, наклонившись к переднему окошку, сказал Максиму:

— Ты вот что, полковник. Не скажу, что очень боюсь, а так, на всякий случай, съезди в третью больницу, где мы утром встречались. Травматология, четвертый этаж, двенадцатый бокс. Алексей там лежит. Скажи, что я тебя прислал. Сними с него официальные показания, обязательно врача заставь подписать, что, мол, больной находился в здравом уме и твердой памяти. Ну, в общем, все такое, сам знаешь.

— Хорошо, понял. — Максим улыбнулся. Проскурин иногда разговаривал с ним как с новичком.

— Все, ладушки. Я пока здесь в газетах пороюсь, думаю, часика через три-четыре буду. Бывай, полковник. — Проскурин повернулся и взбежал по ступеням библиотеки.

Водитель проводил его взглядом и покачал головой.

Максим заметил этот жест, усмехнулся и сказал:

— Но малый дельный.

Паша философски пожал плечами:

— Куда теперь, товарищ полковник?

Проскурин неожиданно обернулся и от самых дверей крикнул:

— И вот еще что. Ты машину-то у ворот не ставь, загони куда-нибудь в переулок. А то, блин, светишься, как три тополя на Плющихе.

Максим согласно кивнул головой. Проскурин потянул массивную дверь и скрылся в здании.

— Ну так куда едем-то, товарищ полковник? — напомнил о своем существовании шофер.

— Значит, так. — Максим секунду подумал. — Отвези-ка меня для начала в прокуратуру, затем в третью горбольницу. А потом поедешь спать. Но только к восьми вечера будь на месте. Завтрак мы, судя по всему, уже прозевали. — Он полез в карман, вытащил пару купюр, протянул солдату. — Заскочи по дороге куда-нибудь, поешь.

— Спасибо. Вечером где ждать-то? — деловито спросил солдат, выезжая на оживленную улицу. — У главного входа, я понял, не стоит.

— Где-нибудь за углом приткнись.

— Ясно. — Паша широко зевнул. — Извините, товарищ полковник. Спать хочется — сил нет.

— Ничего, скоро отоспишься.

Открывая дверь кабинета, Максим внимательно осмотрел печать, потом проверил, на месте ли клочок фольги. Все было в порядке. Убедившись, что в кабинет никто не входил, Максим прошел к сейфу, открыл его и положил в стальную утробу полетную карту Алексея, показания раненого лейтенанта, негативы, бумаги Проскурина, «кипарис» и обойму. Заперев сейф, он убрал ключ в карман, где лежала пухлая пачка фотографий. Не собирался Максим оставлять его здесь. Слишком дорого стоила информация, которая содержалась в стальном шкафу. Чрезвычайно дорого.

Несколько секунд он постоял возле стола, борясь с желанием позвонить домой, узнать, уехали ли Ирина с Сережкой, и даже протянул было руку, но передумал, побоялся: а вдруг не уехали, вдруг все еще здесь или, не дай Бог, что-то с ними случилось. Но отступать ему уже некуда. Наступил тот самый момент, когда отступать нельзя. У него есть только один способ остаться целым и невредимым — идти вперед. Слишком много он знает, чтобы сходить с дистанции. Даже если бы сам захотел, все равно бы не дали.

Отерев ящик стола, Максим порылся в нем, вытащил несколько бланков постановления об аресте и подумал: «Забавно это будет выглядеть — арестовать поезд». Потом достал еще пару бланков предписаний, аккуратно свернул их, сунул в карман кителя, затем вышел, тщательно заперев за собой дверь, снова вставив между створками фольгу.

Выйдя на улицу, Максим остановился возле машины. Паша спал, похрапывая, откинувшись на сиденье. Максим наклонился, постучал в стекло. Солдат встрепенулся и уставился на него красными совиными глазами.

— Ты вот что, — сказал Максим, — езжай-ка в часть и ложись спать.

— А в больницу? — вяло спросил водитель.

— Ну, до больницы я как-нибудь и сам доберусь. Ничего, полезно иногда и на общественном транспорте прокатиться. Да и недалеко тут. Давай езжай, а в восемь я тебя буду ждать. Скажем, у главного входа, за углом направо.

Максим несколько минут постоял у крыльца. Вдруг подумалось: «Надо же. Разве мог я знать несколько дней назад — а точнее, первого января, отправляясь в морг осматривать тело убитого солдата, — что все закончится так странно, отчасти даже пугающе?»