Алексей перевел дух и, пошатываясь, побрел к двери. Разобрав сложенную по совету Проскурина баррикаду, он шагнул в коридор и остолбенел. У стены в позе эмбриона лежал окровавленный охранник, а рядом, вытянувшись на животе, застыл врач. Одна рука его была подвернута под себя, вторая — выброшенная вперед — цеплялась скрюченными пальцами за скользкий линолеум, словно он пытался ползти, да устал и решил отдохнуть. Пятнистый от крови халат выглядел неестественно озорно, по-пляжному. Затылок разворочен выстрелами, и серые капли с какой-то дикой монотонностью, срываясь с влажных, липких волос, звонко шлепали по полу. Глаза врача даже после смерти остались открытыми. Казалось, он лег, чтобы понаблюдать вблизи за крохотным тараканчиком, притулившимся в щели у плинтуса.
Алексей повернулся, вошел в бокс, сел на пол у двери и заплакал, спрятав лицо в холодных ладонях.
Шестой не знал, сколько он просидел в темноте. Собственно, на темноту ему было наплевать, просто она удлиняла минуты. Поглаживая еще теплую горелку, взломщик ждал.
Наконец рация ожила:
— Пятый — Шестому. Отход! Как понял?
Шестой проворно поднялся, схватил передатчик и нажал кнопку:
— Понял, Пятерка. Сворачиваюсь.
Он быстро смотал шланги, забросил за спину лямки рюкзака — держателя баллонов, сунул «кипарис» в сумку и повесил ее на плечо. Выйдя из кабинета, взломщик зашвырнул ключ в темноту и спустился вниз, на первый этаж. Пятый уже ждал его, стоя у двери, подтянутый, собранный.
— Все убрал? — спросил он напарника.
— Все.
— Отлично, пошли.
— А этот? — Шестерка кивнул на консоль, за которой лежал связанный прапорщик.
— Я уже все уладил. Пошли.
Они выбежали на улицу и забрались в «рафик», Прежде чем захлопнуть дверцу, Пятый огляделся. Все спокойно. Он устроился на водительском месте и повернул ключ в замке зажигания. Через несколько секунд машина уже канула в ночь. Осталась только: незапертая, лязгающая сама по себе на ветру дверь военной прокуратуры, пустынный холл и медленно вытекающий из-под консоли ручеек крови.
— Вот и все, — спокойно улыбнулся Саликов. — Завтра обнаружится, что сейф в кабинете Максима; Леонидовича пытались взломать, а Алексей Николаевич Семенов подвергся нападению прямо в больнице и только по чистой случайности остался жив.
Проскурин прищурился:
— Ну а если вы изначально не собираетесь продавать технику, тогда на кой черт все это: пожар, взрыв поезда, мы, документы, которые вы нам, как выяснилось, подсунули, вся эта бодяга с Алексеем?? Зачем вообще понадобилось похищать самолеты и танки?
— Щукин совершил ряд ошибок, как я уже говорил, — пояснил Саликов. — Не сегодня-завтра Петр Иванович вылетит из мягкого кресла, а следом скорее всего полетим и мы. Меня, как и вас, Валерий. Викторович, вовсе не прельщает перспектива коротать остаток дней своих где-нибудь на краю света. В моем возрасте сложно менять устоявшиеся привычки. И я не собираюсь делать этого только потому, что так решил какой-то чинуша. Пусть даже очень большого ранга. Хочется спокойно дожить свой век в маленькой стране, власти которой не ставят себя выше закона и лояльны к людям, имеющим крупную сумму на текущем счете в местном банке.
— Насколько я понял: самолеты вы взрываете, танки тоже.
— Все правильно, — подтвердил Саликов.
— Тогда откуда появится эта самая «крупная сумма»?
— Хороший вопрос. Что называется, по существу. В наши планы не входит объяснение реальной подоплеки этой истории кому бы то ни было, однако нет смысла держать ее в секрете от вас. Когда бы операция с самолетами и бронетехникой завершилась благополучно — а это, поверьте мне, можно было устроить достаточно легко, — нам перепали бы только крохи, несмотря на то, что практически всю работу проделали именно мы, я и Борис Львович. И основной риск, кстати, тоже лежал на нас. Как вы понимаете, остаток жизни я провел бы в страхе из-за того, что данная операция когда-нибудь раскроется. Поймите меня правильно, я боюсь не правосудия — глупо бояться того, чего нет, — а людей, наделенных достаточной властью, чтобы использовать в собственных целях созданный ими же кастет, который мы все по какой-то нелепейшей причине упрямо именуем сводом законов. Для подобного страха у меня есть тысячи оснований. Например, понадобится устроить громкий процесс, дабы спустить на тормозах свои собственные не слишком благопристойные дела. Или определенному лицу в преддверии выборов захочется повысить свой рейтинг. Поверьте, подобные вещи случаются сплошь и рядом. История с похищением самолетов и бронетехники способна вызвать достаточно большой резонанс.
— Это верно, — буркнул Максим.