Сделка

— Ты не сказал мне дружище, был ли ты в Токио в конце войны? Я был. И в Хиросиме был. Мы совершили там гениальную штуку. Но то, что мы сотворили на том же месте, является проверкой. То же самое? Весь фокус в другом — чтобы создать что-то лучшее! Ты понял, что я хотел сказать?

— Да, — солгал Кейт.

— Скажи мне, что ты понял?

Наступила многозначительная тишина. И тут мы заметили, что миссис Робинсон, лежащая напротив, похрапывает.

Гвен накрыла ее одеялом. Затем выключила лампу прямо над головой жены Кейта, светившую ей в лицо. Теперь комната освещалась только светом из прихожей.

— О! — воскликнул я. — Свет для любовников!

Гвен пересела к Кейту. Она собралась с силами и взглянула на меня. А я — на нее. И улыбнулся ей ласково, потому что она чувствовала, что Кейт еще не созрел для нее. Ей придется применить все, подумал я, чтобы достать его. И она достала, положив свою руку ему на колено.

— Итак, Кейт, что ты будешь делать? — спросил я. Он посмотрел на меня. Он только что пересек черту «Боже, как бы хорошо поваляться с этой девчонкой из бара прямо здесь, на софе!» и вплотную подошел к еще более опасной «Боже, и как я раньше ее не замечал, она же создана для меня!».

— По-моему, тебе лучше отвести миссис Робинсон домой, Кейт.

Для него настало время взять свой шанс. Если силенок хватит. Они взглянули на меня, потом друг на друга.

— А почему бы тебе, — ответил он, — не проделать эту операцию? Нам с Гвен надо еще многое обсудить, а мы только начали.

— Никаких «почему»! — ответил я. — Тащи сам. Должен признаться, я им восхитился! Он оказался гораздо крепче, чем я предполагал.

— Давай, давай, Кейт, бери жену и тащи ее!

Они задумались.

Я, прихлебывая, не мешал им думать.

— Ну что ж! — сказала Гвен. — Бери ее, Кейт.

Она встала и сняла со спящей одеяло. Я наблюдал за ними далеким, но проникающим взглядом абсолютно пьяного человека. Я видел все грани, все нюансы и все тонкости. У Гвен возникла новая проблема, неожиданная и неприятная, — ноша и тяжесть в лице миссис Робинсон. Кейт вообще видел свою жену в гробу! Я увидел и гроб, и его у изголовья.

— Зачем ты так напоил ее, Кейт? — сказал я. — Жаль, что она не труп, а-а?

Я налил себе еще, и это оказалось последней каплей. Весь остаток вечера прошел в тумане. Помню, я вышел на кухню за льдом, а придя обратно, оказался не в комнате, а во дворе, а там Кейт с Гвен втискивали бедную алкоголичку в машину. Твердо надеюсь, что я следовал за ними в дядином «пикапе». Хотя трудно представить, как я мог проехать такое расстояние, потому что мои глаза буквально сошлись к переносице. Затем, помню, я был у Робинсонов в спальне, они раздевали хозяйку, а я заметил, что ее тело дряблое и белое. Гвен прикрыла ее из жалости халатом; по-моему, сразу после этого я взял Гвен за руку и сказал что-то о возвращении. Помню, она ответила: «Я поставила на тебе крест, Эдди, три недели назад!» А я бормотал в ответ: «Три недели? Что такое три недели?» Затем я поволок Гвен вниз по ступенькам, повторяя, что люблю ее, крошку, и что пора домой. Но и это ее не убедило, она тоже много выпила, потому что ее слова были так же бессвязны, как и мои, но отчетливо помню одну фразу: «Ты хочешь убить меня, Эдди, но я не позволю!»

В забвении осталось и начало драки, единственное, что осталось ясным, — дрался я не с Кейтом, драка между нами так и не получилась, — а с Гвен. Она яростно сопротивлялась. Но моя позиция была лучше, и я был просто физически сильнее. Я стащил ее вниз, и мы прошлись по всем стенам, сбили все полки со старыми американскими книгами и безделушками. Но я вознамерился вытащить ее от Кейта и начинал преуспевать в этом. Тут она вырвалась и закричала: «Туда больше ни ногой!» — забежала в кухню и появилась оттуда уже с ножом. В моих пьяных глазах нож увеличился до размеров меча.

Кейт, увидев длинное лезвие, охочее до крови, и лицо Гвен, соответствующее настроению ножа, бросился ей наперерез. Воздаю ему должное — он сгреб ее в охапку за долю секунды. Она же уже ополоумела и не отличала врага от друга. И, высвободившись, пошла на него. Он едва успел скакнуть в угол, но его локоть она задела. Гвен этого было мало, она хотела крови, его, моей, кого угодно!

— Да что с ней? — заорал окровавленный Кейт.

Такая Гвен была для него открытием.

— Она — монстр! — сказал я.

— Выгони ее! Выгони ее! — орал он.

И я выгнал.

Спустя многие месяцы мы подружились с Кейтом и часто играли в теннис по воскресеньям.

А в ту ночь длинного телефонного разговора об эстетике телевидения не состоялось.

Да и трубку поднять мы бы не смогли, так устали. Мы залезли в кровать и, держа друг друга за руки, умерли.

В полночь я проснулся от ее взгляда.

— Ты никогда так не говорил, — сказала она.

— Как «так»?

— Что любишь меня. Никогда не говорил.

— Ошибаешься, говорил.

— Когда?

— Много раз. А вчера когда сказал?

— Прямо перед тем, как я порезала беднягу Кейта.