Сделка

— А о чем он должен сказать? — Доктор Массей был наш семейный зубной врач.

— Сегодня я ходила к нему на осмотр, и он рассказал мне, что ты скрипишь зубами и что делаешь это уже долгое время. Разве он ничего?..

— Может, и говорил. Да, да, припоминаю…

— По его словам, сейчас это в порядке вещей. Возраст неуверенности и тому подобное. Но я думала, что уж в нашей-то жизни никаких трений…

— Никаких, никаких! — заверил я ее торопливо.

— Эванс! — произнесла она своим предназначенным для серьезного разговора, изменившимся голосом. — Ты не дал мне договорить.

— Я знаю, что ты хочешь сказать.

Ее менторский тон всегда действовал мне на нервы.

— Меня раздражает твой самоуверенный тон, — сказала она, став очень терпеливой.

— Солоффы уже подъезжают, наверное, — сказал я.

— Эванс, сейчас 8.20, а они не приедут раньше 8.30, у нас еще есть время. Не увиливай!

Господи, еще десять минут, подумал я.

— Флоренс, а что, если?..

— Ты постоянно прерываешь меня на середине предложения, — сказала она, прерывая меня на середине предложения. — Я ничего не имею против, когда ты шепчешься в одиночку, но при гостях, особенно при Солоффах, которые все замечают и говорят об этом на каждом углу…

— Какого черта мы их пригласили, если они такие сплетники?

— Они отлично играют в бридж, а ты делаешь это снова.

— Что снова?

— Прерываешь меня. И так каждую ночь.

— То есть, когда я сплю, я прерываю?..

— Скрипишь зубами и болтаешь сам с собой. Доктор Лейбман говорит, что в твоем «я» идет нечто вроде гражданской войны. Вчера во сне ты повторял: «Я ненавижу ее!» Эванс, ты ведь имел в виду не меня?

— Конечно, не тебя.

— А кого?

— Откуда мне знать!

— Кому еще, как не тебе?

— Спроси императора японцев, может, он знает.

— Вчера ты лежал, глядя в потолок, и двигал губами всю ночь. Чем ты занимался?

— Думал. По ночам думать запрещается?

— Разумеется, ты волен думать по ночам, но скажу честно, когда рядом скрипят зубами… — Она хохотнула. — А один раз ты даже сжал кулаки, и я выскочила из кровати!

Казалось, это рассмешило ее до слез.

— Клянусь, Флоренс, я не специально.

— Но с чего это ты скрипишь зубами, видишь кошмары и целые дни шепчешь?

— Флоренс, не пойму, к чему этот разговор?

— Ты сам знаешь, к чему. И я хочу, чтобы ты сам понял, что надо делать! Эванс! Эв!

— Не переношу Лейбмана на дух!

— Попробуй хоть раз. Он поможет тебе, Эв!

— В задницу доктора Лейбмана!

— По отношению к нему у меня нет таких намерений. Эв, дорогой! Подумай. Ох! Гости пожаловали!

Наконец-то они заявились.

Флоренс подошла к зеркалу поправить прическу.

— И, пожалуйста, следи сегодня за губами. А то Солоффы подумают, что ты жульничаешь.

Она рассмеялась, смех был у нее, как у маленькой девочки; мой старый знакомый — серебряный колокольчик.

— Нет, конечно, ты можешь шептать. И даже во время игры… Твое право…

— Да, да, я сам решу, шептать мне или… К тому же только так, разговаривая сам с собой, я вынесу вечер с «Суфле»!

«Суфле» — прозвище, данное мной супруге Солофф, большой и пышнотелой. Флоренс рассмеялась.

— Тс-с! — приложила она палец к губам. — Звонок. Постарайся не двигать губами очень уж явно. А потом, мой монстр, расскажешь мне, что с тобой происходит. И кого ты ненавидишь. Должна признаться, лучше бы ты любил «ее», особенно если «она» — это я. Ты уверен, что это не я?

— Уверен.

— Тогда ко мне, — сказала она и ткнула пальцем в щеку.

Во время поцелуя зашли гости и застыли у двери.

— Ох, как мы некстати! — облила нас патокой «Суфле».

Мистер Солофф открывал рот лишь для того, чтобы делать ставки. Он работал юристом по рекламе в кинофирме и был очень осторожен. За них обоих вполне выговаривалась «Суфле».

— Да уж! — подыграла Флоренс. — В такой неподходящий момент!

Она чмокнула воздух в миллиметре от щеки «Суфле», и вскоре мы сели за пять тянучих робберов.

Первый выиграли Солоффы. Мы же опустились на восемь сотен вниз. Я играл мерзко, хуже, чем обычно, но зато контролировал губы. На минуту стол расслабился: «Суфле» уплыла в туалет по малой нужде, мистер Солофф воспользовался телефоном.

Пока гости отсутствовали, Флоренс шепнула мне:

— Дорогой, если ты и дальше будешь играть так же — лучше начинай говорить сам с собой!

На следующем роббере она заказала четырех крестей сразу. Я скакнул в шесть. Флоренс могла бы пойти ва-банк, но ввиду моей однозначной некомпетентности не сделала этого. По правилам, кстати, должна была. А я выдержал. «Спасибо большое, мой партнер!» — произнесла она, когда я открыл карты. Проделав ритуальное ознакомление с ее картами, я сказал: «Чудесно, партнер!» — и тем самым снял с себя ответственность за этот кон. Затем поднялся наверх и набрал номер Гвен. Никого не было дома, или она не брала трубку. Я спустился и направился в бар.

«Где эта сучка еще шляется?» — спросил я себя. Затем: «Ты снова говоришь сам с собой!» Затем снова: «Ну и что? И буду! Буду весь вечер говорить сам с собой! Иначе свихнусь! То, что говорю другим, не имеет никакого значения!»

(«Никто не желает капельку, а-а?»)