Немного спустя, когда я попытался защитить себя, некоторые вроде и хотели вмешаться, но их остановил безумный взгляд главы трибунала справедливости, обозревавшего экзекуцию, — взгляд Дэйла.
Агент, наградивший меня тумаками, понятия не имел, кого и за что он дубасит. И честь Бетти была для него пустой звук. Он ничего не имел против меня. Он просто выполнял то, что, казалось, было общим желанием. Он делал то, что они, в силу различных цивилизованных норм, сделать сами не могли: те самые десять процентов грязной работы.
Заметив, что агент сбил дыхание, я обрел малую толику уверенности. На один удар. Он получил его в под-брюшину. Вреда удар не нанес, но дело свое сделал, противник удивился и отступил назад. Передышки хватило, чтобы Майк Уайнер, спускавшийся с лестницы, пришел на спасение. А я покинул дом и так никогда и не узнал, что же произошло между Майком и итальянцем. Но дело наверняка окончилось, как положено: два агента подрались за своих клиентов.
В моей голове звучал колокол. Совершенно не помнил, куда я поставил машину. Перед глазами стояла одна картина: холодный взгляд Дэйла, запрещающий гостям проявить человечность. Они сидели, нехотя принимая неотвратимость моего убиения.
Сырой, прохладный воздух вдохнул в меня жизнь. Черт с ними, подумал я, они все равно не убили бы меня, никто из них, с их желаниями и с их равнодушием. Осознанным или неосознанным. Потому что единственный человек, обладающий достаточной мощью, чтобы убить меня, и способный сделать это, — я сам. И не в «Триумфе» или «Сессне». Без звука, невидимо, до логического конца. Смерть будет похожа на 14 лет молчания с Дэйлом. Предательство самого себя. Самоубийство. Отрицание себя. И прошлая ночь с Флоренс — тоже отрицание самого себя. Самоубийство.
Я внезапно увидел постельный эпизод с Флоренс с другой стороны — когда, повернувшись на живот и отрицая очевидность продолжающейся во мне жизни, я раздавил в себе желание, я проделал только то, чем занимался многие годы, — я отринул жизнь. Отринул свое «я». Убивал себя гораздо последовательнее и страшнее, чем в аварии. Они вырвали меня из лап смерти после автокатастрофы. Но я сам давил в себе жизнь многие годы и через несколько месяцев без всякой помощи очутился бы в гробу и так. У меня не было выхода.
Я вспомнил, где стояла машина. Но ее там не было. Наверно, Флоренс взяла ее. Мне и в голову не пришло, что существуют другие способы вызова такси, кроме использования телефона, что внутри дома Дэйла. Поэтому я решил пойти пешком: сколько там, миля? Но меня здорово качало. Полицейские потом рассказывали, что наткнулись на меня, шагавшего по проезжей части и грозившего кому-то кулаком. Они попытались выяснить, кто я, но я не знал. Они обшарили карманы. Кошельков и портмоне не ношу. Они спросили меня, куда я направляюсь. Я ответил, что должен найти катастрофу, которая спасет меня. Спросив, где мой дом, получили ответ, что у меня нет дома, и речитативом: «Я кончен! Я кончен! Я кончен!» Ребята оказались терпеливыми, чуть не извиняясь, сказали, что будет лучше, если они возьмут меня с собой и помогут протрезветь, а потом еще и отдадут врачу на обследование.
По пути в участок я спал. Позже я спал в какой-то комнате с какими-то людьми. Затем, помню, кто-то закричал: «Андерсон! Есть здесь Эдвард Андерсон?» Я выдал себя, ответив: «Нет. Его здесь нет». Флоренс сказала: «Это он».
По приезде домой Флоренс разбудила меня. Сказала, чтобы я немедленно позвонил брату Майклу в Уэст-честер. Он трезвонил всю ночь: какое-то срочное дело. Вскоре он опять позвонил. Пошли новости: отец лежит в госпитале с пневмонией, старики цепляют болезни в самый неподходящий момент, вот только забывают, что в их возрасте это опасно, но его уже напичкали лекарствами, так что волноваться не стоит, но есть одна сложность: артериосклероз отца начал прогрессировать и это в свою очередь повысило его возбудимость — пошли галлюцинации, последние два дня отец постоянно спрашивает обо мне, думая, что я в коридоре госпиталя, несколько раз он обращался ко мне, будто я рядом, однажды он попросил Майкла выйти, чтобы поговорить со мной наедине, по всему видно, что ему надо срочно что-то сообщить, могу ли я, спросил Майкл, уважающий меня за мое положение и работу, приехать на восток, если не надо отрываться от слишком срочных дел, было бы очень хорошо, если бы я приехал, если не смогу, то не волнуйся, ничего серьезного у отца не обнаружили, в общем, как сможешь и т. д.
Итак, подумал я, моя катастрофа на востоке! Не такая, какую я бы хотел, но все же!
Я зарезервировал место на ближайший самолет, он отлетал в полдень. Солнце уже поднималось, смог исчезал. Я спустился к бассейну — прощальный визит (но я этого еще не знал), снял рубашку, улегся на трамплин и заснул.
Глава девятая
Спал недолго, Эллен разбудила меня. И первая мысль: «Что-то с Флоренс!» «Что? Очень плохо?» — спросил я Эллен, еще сонный.