Сделка

Даже для нас, чикагцев, эта ночь в Сан-Диего была просто ужасной: до того было холодно. Так было в Даго: вечерами наши задницы отмерзали, а к полудню мы плавились от жары. Дни были долгими и тяжелыми, даже жестокими: гимнастика, муштра, строевая подготовка, длинные пробежки по пересеченной местности, обучение штыковому бою, дзюдо, изматывающие походы, обращение с противогазами, специальные занятия для пехоты в условиях, приближенных к реальным боевым, когда пули, жужжа, проносятся мимо. Мак-Рей отличался особым садизмом, который выделял его среди других инструкторов: он заставлял нас в два раза больше бегать в район пляжа на заливе Сан-Диего. Там, глядя на прекрасную, равнодушную воду, мы бегали туда-сюда по раскаленному, мягкому песку. Мои ноги до того болели, что я иногда плакал по ночам на своей койке.

У Мак-Рея не было определенных правил: мы никогда не знали, что и когда взбредет ему в голову. То вдруг посередине занятий он прерывал нас, и мы делали перерыв, чтобы проверить свои винтовки, знания команд, или получали приказ пробежаться к заливу. Иногда он поднимал нас среди ночи. Это все было так дерьмово.

Барни был удостоен особой чести: он должен был следить за мусором и выполнял еще множество подобного рода поручений – все потому, что он был «знаменитость». А поскольку мы были приятелями, то и мне приходилось выполнять ту же работу.

Моя главная стычка с Мак-Реем произошла на стрельбище, когда я по ошибке назвал мой «М-1» ружьем. Вскоре после этого я бегал вдоль наших бараков, держа свою винтовку в одной руке, а свой член – в другой, и кричал:

– Это моя винтовка, – поднимал я свой «М-1», – это мое ружье, – орал я, тряся членом. – Это – для япошек – «М-1», – а это – для красоток.

Вот так-то.

Тридцать шесть лет. Бегаю, как придурок, держа в одной руке винтовку, а другой сжимая свой член. Рассказать кому...

Очередь Барни пришла, когда Мак-Рей заметил, что тот перед отбоем читает, лежа на койке. Барни всегда серьезно изучал религиозные и философские книги и везде возил их с собой. И еще у него была с собой фотография матери, которую он приклеивал так, чтобы можно было ее видеть.

– Да наша знаменитость религиозна, – сказал Мак-Рей.

Все подняли головы и навострили уши.

– Да, – ответил Барни, слегка рассвирепев. Религиозные и философские книги не могли изменить его натуры.

– И ты много молишься, знаменитость?

– Да.

– Отлично. Тогда тебе лучше отдать свою душу Богу. Твое сердце может принадлежать твоей матери, но твоя задница принадлежит морской пехоте Соединенных Штатов.

Капрал отвалил, а в комнате все захохотали. Кроме Барни.

Через восемь недель мы были физически подготовлены – даже такие развалины, как Барни и я – и стали готовиться морально к тому, что нас ждет. И хотели, чтобы это будущее скорее наступило.

Нам выдали зеленую форму, винтовки и патронташи. Оснащенные таким образом, мы отправились на вручение эмблем морской пехоты. Каждому выдали по три эмблемы с земным шаром и якорем, которые мы положили в карманы и отправились строем в зрительный зал к другим новобранцам.

Точнее, к морским пехотинцам. Мы тоже были морскими пехотинцами. Коротенький дружелюбный майор со сцены сказал нам, чтобы мы прикололи эмблемы к форме, что мы и сделали: две на оба лацкана нашей зеленой шерстяной формы, а одну – на левую сторону наших кепи. Потом майор рассказал нам анекдот о дочке фермера и о трех путешествующих морских пехотинцах. Мы все посмеялись, и он сказал:

– Желаю вам удачи, мужики, – и это было в первый раз, когда нас здесь не обругали.

Потом я проходил мимо Мак-Рея, и он мне кивнул. Я остановился и спросил:

– Можно задать вам вопрос? Он вновь кивнул.

– Зачем вы поднимали нас этими долбаными ночами и заставляли бегать по этому гребаному песку?

Что-то вроде улыбки промелькнуло на его сжатых губах.

– Во время боевых действий вам не поспать, рядовой Геллер.

Я об этом думал.

Я думал об этом на корабле Хиггинса, который скользил к тропическому «раю» под названием Гуадалканал.

Уже тогда я почувствовал, что Мак-Рей ошибался. На месте боевых действий спать мы могли. Дело было в другом: мы могли не проснуться.

3

Это было мирное место до тех пор, пока оно не превратилось в плацдарм для высадки первых морских пехотинцев. Многие из них высыпали на берег, чтобы приветствовать нас. Они были похожи на пугал с ввалившимися глазами и покрытыми грязью лицами. Казалось, они с тупым недоумением слушают наши выкрики: «Рота в – стройсь!», «Рота А – стройсь!». Первый же солдат, которого я встретил – мальчишка по сути, но в чем-то старше меня, – тут же попросил меня закурить, несмотря на то, что в руках у меня был огромный рюкзак. Я ему ответил, что не курю. Он как-то сухо усмехнулся и сказал мне: «Ты еще закуришь, парень, еще закуришь».