Плакат изображал бодрячка от медицины, разумеется, стопроцентного американца, его белый халат мог быть истолкован как докторский, а сзади — одна из тех нежнокожих моделей с титями наперевес — и тут я вспомнил. Это же моя работа! Моя и подпись! КУРИТЕ «ЗЕФИР». ЛЮДИ, КОТОРЫМ ВЫ ВЕРИТЕ, КУРЯТ «ЗЕФИР» — ЧИСТЫЕ, КАК ДЫХАНИЕ БРИЗА, СИГАРЕТЫ! Наш ответ болезни века — раку!
— Чистое дерьмо! — сплюнул я.
— Comment? — раздался из-за спины голос третьего шпика. Он стал выглядеть привлекательнее.
Я решил довериться ему. Я улыбнулся, сперва осторожно, как бы щупая почву, затем смелее. Он ответил тем же. Кто бы он ни был, улыбка его была замечательная.
Поклонившись, я сказал на его родном языке:
— Чем могу служить?
— Большое спасибо! — сказал он. — Не подскажете ли, где я могу облегчить себя по малой нужде?
Вопрос был на засыпку. Серьезный вопрос. Вокруг возвышались произведения строительной индустрии. Неожиданно я тоже захотел слить. Господи, мелькнула мысль, неужели честь Америки как цивилизованного общества зависит от такого пустяка? Нормальная культура бытия должна естественным образом оборудовать везде, где можно, места, где человек мог бы с достоинством опорожниться.
Я повернулся к французу. Теперь мне стало совершенно ясно, что он не шпик. Он был так же, как и я, в чужой стране.
— Здесь, как в Париже, — поведал я ему, — высматриваешь рекламный плакат, подходишь к нему, вот тебе и туалет. В Америке, разве что, мы облегчаемся прямо на картинку! Regardez!
Я вытащил своего «мальчугана» и облил им слова плаката: «Люди, которым вы верите, курят „Зефир“!»
Он наблюдал. Мужчины любят сравнивать свой «корешок» с чужим. Я ждал, когда он вытащит свой. Французского мне еще не доводилось видеть. Я указал на красотку с выпуклыми грудями, которая уравновешивала своим полом докторский персонаж, и сказал:
— Это — твоя часть! Начинай!
Команда «Зефира», вспомнил я, решила опробовать новую рекламу только в некоторых районах.
В это самое время настоящий шпик и полицейский появились на месте преступления и схватили нас за… Возник скандал.
Поездкой в участок на полицейской машине я наслаждался. Так расслабился, что успел соснуть пару минут. Пробудившись, я обнаружил, что все вокруг подернуто дымкой. Помню, кто-то грубо подтолкнул француза к зданию ночного суда, и, помню, мне это не понравилось. Верите, нет, я даже сбил с ног одного парня, который, уверен на сто процентов, был шпиком, потому что остальные, профессионально солидарные с ним, надавали мне тумаков. Однако исполнить им работу с блеском не удалось, мы уже были в здании суда. К тому же я подставил им для удара то, что Годоу подставил Джо Луису, — выгнутую черепашьим панцирем спину.
Вскоре передо мной возник расплывчатый облик судьи. Я мягко опустил коричневый бумажный пакет на стол стенографистки и посвятил судью в свои раздумья. Мне казалось, что в городе шныряет слишком много шпиков. Речь была долгой, ее пиком была фраза: «А знает ли ваша честь, где турист-француз, не знакомый ни с нашими обычаями, ни с нашим городом, в двенадцать часов ночи может облегчить
Вопрос поставил судью в тупик. Он повернулся к шпику и шепнул ему что-то.
— Он не знает, ваша честь, — подсказал я. — Я его спрашивал.
Судья ткнул в меня пальцем и приказал увести пьяного в его кабинет.
Я возразил. Я не собирался идти в кабинет, пока не отпустят безвинного француза. Шпик заломил мне руку.
— Ай! — заорал я. — А есть у этого человека право выкручивать мне руки?
Судья увернулся от ответа наилучшим образом. Он обернулся к французу и сказал:
— Вы свободны.
— Мы должны извиниться перед ним, — сказал я.
— Не дергай тигра за хвост, — посоветовал шпик.
— По-моему, мы должны извиниться, — настаивал я. — Представьте, что такая ситуация приключилась с нами в Париже. Вы все визжали бы и требовали прислать десантную дивизию…
Судья стукнул молоточком. Копы увели француза. Я его больше не встречал.
Сцена следующая: тускло освещенная маленькая комната где-то внутри здания, и судья, снимающий судейскую мантию. Он прикурил, обернулся и уставился на меня.
— Неужели не помнишь?
Я вгляделся в покровы власти, маска слетела, и я узнал Жука Уайнштейна, или, как его официально называли, Вена Уинстона.
— Жук! — воскликнул я. — Черт побери, да это же Жук!
— Угу, — буркнул он. — Он самый!
— Сменил зубы? — спросил я.
Кличка Жук пристала к нему в связи с выдающимися вперед мощными боковыми клыками.
— Да, — ответил он. — По сравнению с тем, как я вообще изменился, зубы — ерунда.
— Какого черта ты ошиваешься здесь?
— Какого черта ТЫ ошиваешься здесь? — переспросил он. — Давай лучше выпьем.
Он сунул руку за книги по юриспруденции, стоящие на полке, и вытащил оттуда кварту виски.
Глоток напитка разогнал остатки тумана в моей голове.
— Как же долго я этого хотел! — сказал я.
— Чего? — спросил он, поднимая бокал. — За встречу!
— Обгадить свои рекламы! — повысил я голос. — Скажи мне, Жук, как тебе тут?
— Как ТЕБЕ тут?
— Прекрати отвечать вопросом на вопрос. Как тебе тут сидится, как работается? Представитель, ха-ха…
— Что? — не понял он.