Через минуту, когда я подошел, чтобы поцеловать ее, она оттолкнула меня.
— Я хочу спать, — сказала она.
Я ушел в другую комнату и оделся.
Глава шестнадцатая
Обратно в отель я не пошел. Со станции позвонил Эллен и дал ей адрес доктора, который Гвен написала мне перед уходом. Я сел на поезд в Стамфорд за двадцать минут до отправления, закрылся, как мог, отворотом плаща и заснул.
Кондуктор, разбудив меня, грубовато потребовал билет. Человек — это не нарушение общественного порядка только потому, что ему претит хамство! Некоторые пассажиры странно посмотрели на меня. Из-за их взглядов я так и не мог потом заснуть. Вспоминая сейчас то время, я понимаю, что именно в этом поезде меня охватило чувство, владевшее мной всю последующую неделю, — чувство, что окружавшие меня люди угрожают мне.
Когда я шагал от станции к госпиталю, мне почти преградил дорогу вынырнувший сзади и резко остановившийся «роллс-ройс». Дэнни О’Коннор, известный под прозвищем Дэнни-Осел, выскочил из машины, загородил мне дорогу и начал заталкивать меня в автомобиль мистера Финнегана. Будто он — военная полиция!
Вчера вечером телеграмма об увольнении со службы отправлена не была, поэтому формально мистер Финнеган оставался моим боссом. Он сидел на заднем сиденье и диктовал мисс Куртц, но я заметил, как он взглянул на меня. А так ли надо мне ехать с ним? Я заколебался. Это ведь не сумасшествие, не так ли? И не «эксцентричное» поведение, как он объявит позже!
Осел действовал, будто выбора у меня не оставалось. Дэнни в детстве, видимо, был заядлым хулиганом, в «Вильямсе и Мак-Элрое» это было признано всеми.
— Что ты хочешь? — спросил я.
— Садись в машину.
— Арест, что ли?
Осел расхохотался.
— Вы слышали? — крикнул он мистеру Финнегану. — Очень умный? Да? — сказал он мне. — Pischer!
Итак, новости распространились. В ночном суде присутствовал репортер. Как же без него в суде!
— Эдди! — Мистер Финнеган высунулся из окошка. — Не обращай внимания на этого идиота. Влезай!
— Я иду в госпиталь! — сказал я.
— И я туда же. Влезай. Я отвлекусь от тебя на минуту, — сказал мистер Финнеган, когда я уселся рядом с ним. — Хочу записать кое-какие мыслишки!
Осел открыл переднюю дверь и плюхнулся справа от шофера. Мы тронулись. Я поздоровался с секретаршей Финнегана, мисс Куртц. Она улыбнулась мне, потом согнала улыбку и снова стала деловитой.
Мистер Финнеган придержал меня за локоть. Казалось, он был настроен дружелюбно, одна из его светлых сигар перекочевала в мой нагрудный карман.
— Продолжим, Куртц, — сказал он.
Он готовил конфиденциальный доклад для группы производителей сигарет, которые платили ему высшей формой уважения — испрашивали у него совета по проблемам, охватывающим всю табачную индустрию целиком. Он согласился, об этом вскоре знал каждый работник отрасли, изыскать один день своего времени и не потребовал оплаты, если они выделят пять тысяч долларов на опекаемый его женой некий фонд милосердия. Производители табака имели, очевидно, крупные неприятности. Они согласились.
Мистер Финнеган одновременно использовал и диктофон, и знание Куртц стенографии. Потом он сверял человека и машину.
Он диктовал речь со страстностью политического оратора и не отпускал мой локоть. Иногда незанятым кулаком он энергично делал эмфазу.
— Итак, джентльмены, — диктовал он, — помочь я вам не могу. Факты, изложенные мной, не допускают иного толкования. Они показывают неразрывную связь между нашим продуктом и ростом числа раковых заболеваний. Наш бизнес в опасности! Что же делать?
Он взглянул на меня, как бы ища ответа.
Затем продолжил:
— Во-первых, свет в наших лабораториях должен гореть и днем и ночью до тех пор, пока мы не изготовим безопасную сигарету, которая тем не менее останется сигаретой. Потребуется время, но мы ее сделаем. Ни капли сомнений в этом быть не может!.. Куртц! — обратился он к секретарше. — Здесь могут быть аплодисменты. Поставьте паузу! — Он продолжил: — Но совершенно очевидно и другое — пока наши ученые работают, мы не можем прекратить выпуск сигарет. Ведь не можем?
Он снова поглядел на меня.
— Не можем, — подтвердил я.
— …У одного моего старого друга, Джека Демпси, есть поговорка, прошедшая испытание временем. Сейчас она как нельзя кстати. Итак, лучшая защита — это нападение. Сам Джек, могу добавить, еще не вошел в анналы истории, и, разумеется, это пока относительно.
Мистер Финнеган прижал себе пальцем нос и скорчил смешную гримасу. Я улыбнулся.
— Куртц! — продолжил он. — Здесь может раздаться смех, отметьте паузу. Продолжаю. Что же я предлагаю? Давайте вместо защиты предпримем наступление. Давайте перенесем тяжесть обвинения на что-нибудь другое. Здесь, Куртц, опять паузу, но не для аплодисментов, а чтобы лучше дошло!
Он глубоко вздохнул.