— Да, дорогая! — сказала Флоренс, такая же терпеливая с ней, как и со мной, такая же собранная. — Сейчас и поговорим об этом.
— Буду краток, — начал доктор Тэйлор, хотя его никто не просил быть кратким. — Ваш отец страдает от заболевания, которое присуще всем нам, обитающим на земле. Это — старость.
— Что с ним конкретно? — спросил я.
— Запущенный артериосклероз.
— Надо же! — пробормотал один из братьев.
— Может, помолчим? — бросила Глория.
Доктор Тэйлор продолжил, будто сам сделал паузу для передышки. Но я заметил, как он молниеносно бросил взгляд на часы. Все доктора умеют так смотреть на часы. Чтобы никто этого не заметил.
Но мистер Финнеган тоже оказался наблюдательным. Пришлось ему тоже призвать к порядку. Правда, очень, очень спокойно.
— По-моему, нам следует внимательно выслушать доктора Тэйлора, не перебивая его. Он оказал большую любезность, согласившись приехать сюда.
— Да, да, я смог выкроить время, — поскромничал доктор Тэйлор.
— Очень мило с вашей стороны, — сказала Флоренс.
— Я вполне осознаю тот факт, что члены семьи вынуждены вскоре будут обсудить состояние его здоровья. Но, думаю, вы простите меня, если я подробно останавливаться на этом не стану. Вполне согласен с… — он кивнул Глории, — что главный объект заботы отныне — жена больного. Эта леди здесь. То, что произошло этой ночью, вскоре повторится, и не раз. А вскоре больной уже будет не в состоянии контролировать себя и жизненные функции своего тела.
— Он нарочно это сделал! — вставил я.
Все рассмеялись.
— Нарочно! — отчаянно вскрикнул я.
Какого дьявола я начал перед ними метать бисер, не пойму!
— Ну-ну, Эванс! — улыбнулась Флоренс и как-то затушила мою неловкость.
— И все-таки нарочно! — тщетно воззвал я последний раз.
Мистер Финнеган остро взглянул на меня. Он подсчитывал, а так ли уж я нужен «нашей» компании в будущем.
Доктор Тэйлор встал. Он долго терпел. Флоренс сказала:
— Доктор, все хотят знать, что вы скажете нам. Пожалуйста!
— Никто, — ответил доктор Тэйлор, застегивая плащ, — не знает все про нарушения циркулярных функций организма. Мы знаем только, что они прогрессируют, и очень быстро. Функции отказывают одна за другой. Могу я быть откровенным?
— О, конечно! — воскликнули Флоренс и Глория одновременно. И вытянули шеи, чтобы лучше слышать.
Доктор Тэйлор улыбнулся, его маленькая пантомима — угроза ухода — привнесла порядок в собрание. Он расстегнул одну пуговицу.
— Хочу, чтобы вы все знали точно… — Он остановился. — Этот джентльмен тоже из числа родственников?
Мы обернулись. В двери стоял Джо Арнесс собственной персоной. Картина полного упадка.
Он был одет в черный потрепанный пиджак и полосатые штаны, в руках держал шляпу «дерби». Спереди его костюм был усыпан пеплом от сигарет и запятнан соусом из автомата, что на 57-й улице, где он обычно обедал, по крайней мере тогда, когда у него водились деньжата.
— Это, — сказала Глория, — старший брат больного, Джо Арнесс.
Глория терпеть его не могла!
— Добро пожаловать, сэр, — сказал доктор Тэйлор, расстегивая еще одну пуговицу. — Я уже собираюсь уходить.
Джо поклонился ему в пояс.
— Всем доброе утро! — провозгласил он. — Он умер? — И захохотал, показывая зубы — сплошную пелену желтизны.
Джо давно покончил с дантистами. Его наградой стала природная золотая улыбка.
— Я знаю, — сказал он, — что с такими гениальными врачами его здоровье вне угрозы!
И снова низко поклонился.
— Заткнись, — тихо сказала Глория. — Доктор Тэйлор, пожалуйста.
— Я собираюсь добавить лишь о событиях прошедшей ночи, — сказал доктор Тэйлор и хохотнул. — Это называется вторым детством. Старый джентльмен будет настаивать, что он прекрасно осознавал, что он делает, мол, нарочно… Сие является лишь отчаянной попыткой переименовать содеянное, хотя в некотором роде такую попытку можно охарактеризовать как весьма изящную. Они хотят уверить себя в том, что все еще могут контролировать свое тело. Друзья, нас всех ждет нечто подобное, если нам посчастливится прожить так же долго, как этот человек. Для смерти, друзья, различий не существует.
Я взглянул на мать.
Доктор Тэйлор усилил свою речь:
— …Он будет продолжать галлюцинировать. Память будет отсылать его назад по всей жизни, он не будет знать, где он и почему, не сможет отвечать за свои поступки. Сестры, к примеру, рассказали мне, миссис… — он кивнул матери, — что он обвиняет вас в довольно… Вам, мадам, не следует огорчаться. Ваш муж уже не тот человек, он — сам не свой. Скажите, он ругался, что вы неверны или плохо относитесь к нему?
Мама промолчала.
— Ну что за страшная тайна? Да, да, доктор! — воскликнула Глория.