Сделка

— О директоре Дамблдоре и его крестражах, — не смотря на профессора, лишь на убывающую луну в россыпи звезд. Слова о крестражах директора отозвались в призрачной душе профессора дрожью. Он, как потомок темного рода был в курсе, что такое крестражи и с чем их едят. — Вижу, вы в курсе, что это такое, — не вопрос, а факт, — у лорда их было семь штук. Один из них — я. Вот почему я должен был умереть от его руки, — пояснял профессору то поручение директора, с которым был не согласен Снейп. — Но я не умер легкой, безболезненной смертью от Авады, а подвергся длительным, многочасовым пыткам Круцио, Кипящей Крови, Секо и еще десятку неизвестных проклятий.

— А демоном стали…

— Взмолив кого угодно, чтобы оборвали наконец-то мою жизнь. Думал, Смерть придет и порвет нити души и тела, но нет. Предок была глуха и слепа к моим мольбам.

— Откликнулся демон, предложив сделку?

— Да, — снова усмехнулся, не вдаваясь в подробности какой именно демон пришел на мой зов, — душа и новая сущность в обмен на возможность отомстить. И я отомстил. Сожрал тот огрызок лордовой души, закончив обращение. — даже облизнулся от воспоминаний.

— И что вы хотите от меня, Алиссар? — напомнил Снейп о причине моего визита на пристань. Отринул те воспоминания, предвкушая трапезу куда масштабнее и сытнее, нежели та кроха души, в личеподобном лорде.

— Ответьте на вопрос, профессор. Знаете ли вы что-то о крестражах директора? Чем они могут быть? — профессор на миг задумался, назвал то, в чем я уже осколки директорской души нашел и в создании крестражей убедился, — о них я знаю. Что еще?

— Колокольчики на его бороде. Он носил одни и те же постоянно. Это артефакт-накопитель, сливал излишки и поглощал остатки чьих-то заклинаний. — Колокольчики находятся в гробу, там же где и тело, но для меня это не проблема. Проникну и достану.

— Еще?

— Других предположений нет.

Раз нет, то мне пора возвращаться, но перед этим вернул печать сокрытия на место, снова приняв человеческий облик, без намека на демоническую сущность. Спрыгнул с крыши, махнул на прощание рукой профессору и ушел тенью в нашу с Драко и Блейзом комнату, думать над тем, чем еще может оказаться вместилище осколка души. Два имеем, еще один в перспективе. И того три.

— Да, вот он какой — светлый волшебник! — пробормотал себе под нос, переодеваясь в форму и готовясь к урокам. Но, как говорил мне когда-то Римус, тьма — не значит зло, а свет — добро. Оно и видно.

15 глава «Хеллоуин и высший лич»

Алиссар

Заканчивался октябрь, приближался ноябрь, а с ним Хеллоуин и неделя каникул. Профессора и ученики уже предвкушали недельный отдых, я же ждал визита вернувшегося в Англию Сириуса, который коснулся моих демонических радаров, давая о себе знать. Но вместо того, чтобы навестить меня в школе, в которой я хотел остаться и проредить население призраков и надоедливых, через чур болтливых портретов, он позвал меня на Гриммо.

— Ну, Гриммо, значит Гриммо, — не отказывался от возможности пообщаться с крестным на демонические темы без лишних ушей и вездесущих паладинов.

На поезд или к камину, как остальные ученики не пошел. Сказал директору МакГоногалл, что перенесусь аппарацией. Она не возражала, но пыталась уговорить побыть со всеми, среди народа, на их глазах.

— Не хочу, — вот и весь ответ. А после прощание и пожелание счастливого Хеллоуина. Директор проводила меня серьезным взглядом, но настаивать на своем не стала. Поняла, что бесполезно.

Собрал вещи, которые мне потребуются, махнул на прощание Драко и Панси, Блейзу и Теодору, растворяясь в тени деревьев. Тень, стоило мне шагнуть и задать координаты Гриммо, перенесла меня прямо в гостиную, в цепкие лапы Сириуса, заключившего в свои объятия. Из них я вырвался, напомнив крестному, что играть и претворяться, вести себя, как и в года моей бытности человеком, больше не нужно. Я ведь, как и он, более ничего человеческого не испытываю. Лишь демонический зов желудка, да потребность греха, вкушенного первым.

— Точно! Ты не просто демон, а получивший имя и жажду одного из семи смертных грехов! — согласился Сириус, но руку в волосы, как и прежде запустил, взлохматив кудри. — Как теперь мне к тебе обращаться?

— Алиссар.

— Окутанный удачей, значит, — притянул меня к себе крестный, обнимая за шею, ведя наверх по лестнице, — а грех какой? Я — Похоть. А ты?

— Жадность, — скинул руку крестного со своей шеи, поправил волосы и поймал взгляд, который явно не особо доволен моей классификацией, — что-то не устраивает?

— Опасный и коварный грех, — повторяет слова леди Елены, предупредившей меня при нашем с ней последнем разговоре. — Я так понимаю, сделку заключил Гораций? Ведь никто более из нашего с тобой окружения не подвержен этому греху так, как старый зельевар. Жадный до внимания и окружения, наделенного определенными статусами и титулами.