Сделка

Она кивает с видом побитой собаки.

– Знаю.

– Тогда почему ты не поддерживаешь меня? – спрашиваю я с негодованием.

Ее бледные щеки заливает краска.

– Я… – Она судорожно сглатывает. – Ты умеешь хранить секреты?

Черт. Не нравится мне все это.

– Конечно…

– Кэсс пригласил меня на свидание.

– О. – Я стараюсь не выдать своего удивления, но у меня плохо получается. Эм-Джи милая девушка, и ее нельзя назвать непривлекательной, однако она точно не принадлежит к тому типу, который заинтересовал бы Кэсса Донована.

Как бы сильно я ни презирала Кэсса, он очень эффектен. Его лицо из тех, что очень выгодно смотрятся на обложке журнала, и когда-нибудь именно благодаря этому фактору вырастут продажи его записей. Я не утверждаю, что девчонка с простенькой внешностью не способна обратить на себя внимание какого-нибудь красавца. Но Кэсс – это напыщенный, придурок, одержимый своим имиджем. Он никогда не стал бы опускаться до серой мышки, вроде Мэри-Джейн, какой прекрасной ни была бы ее душа.

– Все нормально, – со смехом говорит Эм-Джи. – Я знаю, что ты удивлена. Я тоже удивилась. Он пригласил меня еще до репетиции в тот день. – Она вздыхает. – Ну, когда заговорили о хоре.

Вот все детали мозаики и встали на свои места. Теперь ясно, чего добивается Кэсс, и мне стоит огромного труда сдержать свой гнев. Одно дело, добиться, чтобы Эм-Джи поддерживала его в наших спорах, и совсем другое – обманывать бедняжку.

Но что мне ей сказать? «Он пригласил тебя только ради того, чтобы ты поддержала его безумную идею»?

Я отказываюсь быть последней дрянью, поэтому растягиваю губы в вежливой улыбке и спрашиваю:

– А ты хочешь встречаться с ним?

Она становится пунцовой и кивает.

– Серьезно? – скептически произношу я. – Он же самая настоящая дива. Такая, что Мерайе Кэри даст сто очков вперед. Ты же это понимаешь, да?

– Понимаю. – У нее смущенный вид. – Но это только потому, что он неравнодушен к пению. А так он может быть хорошим, когда захочет.

Когда захочет? Она произносит это как девиз года, я же считаю, что люди должны проявлять доброту просто потому, что они добрые, а не ради выгоды.

Однако я держу это мнение при себе.

– Так ты боишься, – тактично спрашиваю я, – что если ты не согласишься с его идеями, Кэсс откажется встречаться?

Эм-Джи морщится.

– В такой формулировке это звучит очень жалко.

Гм, а какую еще формулировку она ждала от меня?

– Я просто не хочу, чтобы ты создавала трудности, понимаешь? – неловко бормочет девушка.

Нет, не понимаю. Совсем.

– Это же твоя песня, Эм-Джи. И ты не должна менять свое мнение ради Кэсса. Если тебе так же, как и мне, ненавистна эта идея с хором, скажи ему. Поверь мне, мужчины высоко ценят женщин, которые не боятся высказывать свое мнение.

Еще не договорив, я понимаю, что Мэри-Джейн Харпер не из таких. Она робкая и стеснительна и почти всегда прячется за пианино или сидит, скукожившись, в своей комнате в общаге и пишет песни о юношах, которые не отвечают взаимностью.

Да неужели! Меня вдруг осеняет. А не о Кэссе ли эта песня?

Меня тошнит от мысли, что, возможно, трогательная песня, которую я пою уже несколько месяцев, – о типе, которого я ненавижу всеми фибрами души.

– Она мне не ненавистна, – идет на попятный Эм-Джи. – Она мне не нравится, но я не считаю ее ужасной.

И в этот момент я со всей отчетливостью понимаю, что на зимнем конкурсе позади нас с Кэссом все же будет стоять трехъярусный хор.

Глава 13

Гаррет

Сегодня вечером я занимаюсь на кухне. Я в полном отчаянии после того, как Ханна «оценила» мое эссе. Она ушла от меня с приказом переделать работу, но что-то у меня это никак не получается. Ответ, черт побери, простой: если некто приказывает тебе убить миллион человек, ты отвечаешь: «Спасибо, я пас». Если же опираться на критерии, установленные этой бредовой теорией, получается, что у обеих сторон масса своих «за» и «против», и вот в этом я разобраться не могу. Кажется, я просто хреново ощущаю себя на чужом месте, и это обескураживает.

– Вопрос, – обращаюсь к вошедшему на кухню Таку.

– Ответ, – мгновенно отвечает он.

– Эй, я еще не задал свой вопрос, дубина.

Усмехнувшись, он моет руки, затем повязывает неоново-розовый фартук. На один из его дней рождения мы с Логаном и Дином решили пошутить и подарили ему этот чудовищный прибамбас под тем предлогом, что если он хочет быть наседкой при нас, цыплятах, то и выглядеть должен соответственно. На это Такер возразил, что в любой одежке, какую бы мы ему ни подсунули, он и так будет выглядеть полноценным мужиком, и с тех пор он носит этот проклятый фартук как символ своей мужской чести.

– Ладно, молчу, – говорит он, направляясь к холодильнику. – Что за вопрос?

– Вот смотри, ты нацист…

– Пошел ты знаешь куда! – перебивает он меня.

– Дай мне закончить, а? Ты нацист, и Гитлер только что приказал тебе совершить акт, который противоречит всему, во что ты веришь. Как ты поступишь? Скажешь: «Круто, босс, ради тебя я убью всех этих людей» или бросишь ему: «Да пошел ты» и подвергнешь свою жизнь риску?

– Я пошлю его. – Так замолкает. – Хотя нет. Я выстрелю ему в голову. Проблема решена.

Я издаю стон.