Сделка и ее действие. Комментарий главы 9 ГК РФ (Понятие, виды и форма сделок. Недействительность сделок)

Преимущество обоих подходов состоит в том, что в их рамках предприняты попытки создать логичный механизм связи между волей обладателя права и переходом права.

Отсутствием такой логики (и, пожалуй, всякой логики) страдает удвоение, которое возникает у тех российских цивилистов, которые считают передачу вещи и сделкой, прекращающей обязательство (при этом, как уже отмечалось, по сути, смешиваются цель и мотив сделки, если это сделка), и одновременно сделкой, «передающей» право собственности.

Получается, что одно действие – это две сделки или одна сделка с двумя целями. Сторонники этих взглядов и не стремятся выбрать один из этих двух вариантов; впрочем, любой из них ошибочен и оставляет всю теорию в тупике.

Детальное изучение психологами процессов формирования и выражения воли не дает никаких оснований для любого допущения, что воля может иметь более одной цели. Вопрос о множественности возникает только в аспекте трудности формирования воли при множественности (или неясности) мотивов, вплоть до паралича воли при взаимоисключающих мотивах[34]. Мотивы могут быть, конечно, не полярными. Тогда цель определяется легче, и стремление к ней может быть сильнее в силу умножения мотивов. Но в любом случае, при любой множественности мотивов цель, т. е. сознательное действие, будет единственной, а действие, вполне понятно, – одним действием[35].

Но, признав за конструкцией, в центр которой поставлен вещный договор, отличный от передачи вещи, подчинение определенной логике, мы вместе с тем должны признать, что эта логичность дается ценой фикции.

Фикция в принципе не может быть доказана, так как она не может быть явлением, она лишена всякого реального бытия. А доказан может быть только факт – то, что существует. Однако фикция всегда обосновывается из практических нужд, она устраняет противоречия в системе, позволяя ей успешно функционировать. Таким образом, обоснование фикции состоит в показывании ее удобства, а отнюдь не того, что она якобы действительно существует. Между тем множество недоразумений и потерь для права возникает именно из стремления юристов доказать, что фикция не столько удобна, сколько реальна, просто не все ее видят (с трудом удерживаюсь, чтобы не вспомнить об очевидцах НЛО или снежного человека).

Вполне понятно, что если сложившиеся фактические отношения одновременно и удобны для регулирования, то они не являются препятствием действию закона. В этом случае они не создают никакой юридической проблемы и не привлекают внимания юристов. Поиски же фикции следуют всегда за обнаружением юридического тупика, глубокого противоречия, возникшего в реальности.

Другое дело, что, раз возникнув усилиями закона, фикция со временем начинает восприниматься юристами как реально существующее явление. Нам может показаться курьезной убежденность многих немецких юристов в естественности вещного договора, но если мы вспомним, как сами воспринимаем юридическое лицо, вспомним тяжелые баталии по поводу его социальной реальности, известные нашей литературе, то ситуация предстанет в ином свете[36].

Если верно, что в праве существуют только лица, действия, вещи, то верно это в том смысле, что при всех известных юридических опосредованиях каждое из этих явлений – все же материальный феномен.

Эту связь внешне явленного и преобразованного сознанием в простейшее понятие, все еще в основном фактическое, мы часто даже не замечаем. Чувственно мы воспринимаем картину, в которой один человек передает другому пять яблок. Но известные нам социальные связи, в которых мы сами участвуем, заставляют нас воспринимать одного человека как продавца, другого – как покупателя, а пять яблок – как товар, покупку.

В другом случае мы видим человека за рулем автомобиля, но существующая социальность приводит к восприятию этого явления как владения автомобилем. И факт покупки, и факт владения при этом не утрачивают материальности (потому они и факты).

Поэтому фикции прежде всего имеют своим объектом именно лиц (можно указать здесь на фикцию юридического лица), вещи (я бы сослался на такую актуальную сегодня для нас фикцию вещи, как помещение) и, наконец, действия.

Вещный договор – фикция сделки создает фикцию исполнения этой сделки – фикцию действия по передаче права, которого на самом деле как действия не существует.

Поэтому вполне уместно вернуться назад и сопоставить эту фиктивную конструкцию с иной, которая мне кажется более естественной.

Разделение действия сделки: принципы и предрассудки

Предметом обсуждения является не столько критика вещного договора, хотя его явления в русской юридической литературе нужду в такой критике, пожалуй, обнаруживают. Скорее мы будем обращаться к тем источникам, из которых возникли идеи, породившие как вещный договор, так и вообще представления об удвоении воли в сделке. В этом смысле рассуждения будут не вполне традиционными[37].