Сделка Райнемана

– А как же мы?.. Могу я, имея в виду нас с тобой, говорить теперь «мы»?

– Да, конечно, – ответил он просто. – Я же люблю тебя, Джин. Я знаю это.

– Знаешь, несмотря на то, что со времени нашей первой встречи прошла лишь неделя? Что же касается меня, то я все еще пытаюсь разобраться во всем этом. Понять, что же такое произошло со мной. Мы ведь не дети.

– Да, мы не дети, – согласился Дэвид. – У детей нет доступа к досье, хранимым в учреждениях госдепартамента. – Он улыбнулся, но тут же вновь принял серьезный вид. – Мне нужна твоя помощь.

Джип взглянула на него:

– И в чем же будет она заключаться?

– Скажи мне прежде всего, что известно тебе об Эрихе Райнемане?

– Он – человек непорядочный.

– Он – еврей.

– В таком случае он – непорядочный еврей. Национальность или религиозная принадлежность тут ни при чем: это все вещи, не имеющие существенного значения.

– В чем его непорядочность?

– Он использует людей в своих целях. Беззастенчиво и без жалости. Подкупает все и вся. Сует взятки буквально всем, кому только сможет. Деньги снискали ему благосклонность со стороны хунты. Они предоставляют Райнеману земли, государственные концессии и права на морские перевозки. Он заправляет делами бесчисленных горнорудных компаний в Патагонии и владеет дюжиной – или что-то около того – нефтяных промыслов в Комодоро-Ривадавии...

– А что насчет политики?

Откинувшись на спинку стула, на который только что села, Джин задумчиво посмотрела в окно и затем повернулась к Сполдингу.

– Райнемана интересует лишь то, что касается непосредственно его самого.

– Я слышал, что он в открытую провозглашал себя сторонником стран Оси.

– Да, это так, поскольку он полагал, что Англия дотерпит поражение и ему удастся нагреть на этом руки. В определенных кругах в Германии Райнеман, как мне говорили, пользуется все еще значительным влиянием.

– Но он же еврей.

– В данный момент это обстоятельство, несомненно, играет какую-то роль, но в будущем оно не будет приниматься в расчет. К тому же я не думаю, чтобы Райнеман занимал важное место в синагоге. Еврейская община в Буэнос-Айресе не представляет для него особого интереса.

Дэвид, ходивший взад и вперед по кабинету, повернулся лицом к Джин:

– Возможно, в этом-то все и дело.

– О чем ты?

– Райнеман, отвернувшись от своих соплеменников, в открытую поддерживает создателей концлагеря в Аушвице. И поэтому нельзя исключать, что кто-то из евреев решил убить этого отщепенца. Сначала убрать его охрану, а потом добраться и до него.

– Если ты думаешь, что это здешние евреи, то ты ошибаешься. Полковники неусыпно следят за ними: Райнеман ведь – фигура влиятельная. Конечно, ничего не мешает одному или двум фанатикам...

– Прости, но ты не права... Возможно, они и фанатики, но их не один и не два. Это целая организация, располагающая, как я полагаю, солидными средствами, необходимыми для осуществления ее планов.

– И она охотится за Райнеманом? Представляешь, какая паника охватит еврейскую общину, если вдруг ей станет известно об этом! Честно говоря, мы будем первыми, к кому обратятся за помощью проживающие здесь евреи.

Дэвиду снова припомнились услышанные им некогда слова: «Никаких переговоров с Францем Альтмюллером. С ним должно быть покончено». И перед мысленным взором его тотчас предстала сокрытая ночным мраком парадная дверь одного из зданий на Пятьдесят второй улице города Нью-Йорк.

– Ты когда-нибудь слышала такое имя – Альтмюллер?

– Нет. В германском посольстве работает просто Мюллер. Но это такая же распространенная у немцев фамилия, как у нас Смит или Джонс. Об Альтмюллере же я слышу впервые.

– В таком случае, может, тебе знакомо другое имя – Хоуквуд? Лэсли Дженнер-Хоуквуд?

– Тоже нет. Если оба они имеют какое-то отношение к разведке, то я и не могу их знать.

– Они и в самом деле связаны каким-то образом с разведкой, хотя и не являются, как я думаю, тайными агентами. По крайней мере, в отношении этого Альтмюллера у меня нет в этом никаких сомнений.

– И что же из этого следует?

– Только то, что его имя может упоминаться в каких-нибудь документах, проливающих, не исключаю, свет и на то, что он представляет собой. Но я не имел пока что доступа к ним.

– Ты хочешь поискать в «пещерах»? – спросила Джин.

– Да. Я поговорю об этом с Грэнвиллем. Когда открывается архив?

– В восемь тридцать. Хендерсон приходит на работу без четверти девять. – Джин заметила, что Дэвид, позабыв о том, что часов у него нет, посмотрел машинально на руку. Взглянув на настенные часы, висевшие у нее в кабинете, она сказала: – Значит, он будет здесь через два часа с небольшим. Напомни мне купить тебе часы.

– Спасибо, Джин... А как насчет Балларда? Я должен видеть его. Скажи, что он поделывает в столь ранний час? И можно ли с ним связаться прямо сейчас?

– Полагаю, это риторический вопрос... К нему обращаются в любое время суток, если нужно отправить куда-то шифровку. Мне позвонить ему?

– Да, пожалуйста. Ты сможешь сварить здесь кофе?