Сделка с демиургом

– Чтоб ты сдох! – с чувством проговорил консультант.

– Эскюзми, синьор! – оскалился бородач. – Сие печальное событие давно свершилось!

– Не мешай художнику, Асмодей! – вмешалась Гербера.

Девушка подошла неслышно, Асмодей мгновенно смягчился.

– Следовало пригласить Сандро Боттичелли или русского художника… – пробормотал атлант.

– Феофан Грек? Русское искусство чрезмерно аскетично. Мастер будет недоволен.

Дрогнули огоньки свечей, сквозняк принес запах тления.

– Опять нашли прореху в стене, путики окаянные! – заворчал Асмодей.

Он покинул зал, на ходу рассыпая пригоршни серой соли. Живописец нанес тонкие лессировки, сцена фрески «Сотворение Адама» поражала мастерством исполнения. Молодой красавец с анатомической мускулатурой простер руку к седобородому старцу, летящему в белых одеяниях. Художник опустил кисти в горшочек с краской, молитвенно сложил на груди руки.

– Экселенц! – воскликнула Зоя, подняла вверх большой палец. – Вы – волшебник, маэстро!

– Вам действительно нравится? – Художник покраснел от удовольствия.

– Кому не понравится такая красота!

– Хлопотная работа, синьора Зоя! Ужасно хлопотная! Часами простаивать на шаткой лестнице, а у вас здесь повсюду сквозняки… К тому же затекает шея, а синьор Асмодей обещал принести чудодейственный бальзам, который изготовляют из редкой синей глины… Забыл, как она называется…

– Чернеца!

– Грация, синьорита! Точно так, чернеца! Ее добывают в Палестине, в недрах Тивериадского озера.

Зоя рассмеялась:

– Вы все перепутали, маэстро! Водоем именуется Мертвое море.

– Старость, синьорита! – сокрушенно вздохнул художник. – Чертова старость, будь она проклята со всеми демонами преисподней!

– Я обязательно напомню Асмодею о вашей просьбе!

– Грация, миль грация. Мне лишний раз его просить неловко, такой гневливый человек этот ваш Асмодей!

Живописец достал из полотняной сумы мягкий мешочек и принялся им затирать выступающие на фронтоне мазки. Зоя внимательно наблюдала за работой, лукаво прищурилась:

– Скажите, Буонарроти, вы правда убили того натурщика?

Микеланджело замер. Некоторое время стоял неподвижно, как монумент человеческой скорби, затем горестно вздохнул:

– К чему ворошить прошлое? Оно сухое и мертвое, как гербарий из осенних листьев.

– Так говорят… – спокойно сказала Зоя.

– Чертова молва людская! Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть…

– Не юродствуйте, синьор! В ваше время Шекспир еще не написал этих строк. Обещаю, никому ни слова! – Она подала руку, помогая старику спуститься по лестнице.

– Вы всегда были ко мне добры, синьорита! – кряхтел художник, осторожно ступая по деревянным ступеням.

– Если расскажете, достану для вас билет! – улыбнулась девушка.

– Не врете?

– Клянусь честью!

– Ходят слухи, магистр исполняет любое желание на Празднике.

– Это называется сюрприз. Но сюрпризы достаются только обладателям билетов.

– Женщины так любопытны! – сказал художник. – Тягостно, знаете ли, на старости лет иметь секреты!

Зоя нацедила в бокал пахучего вина. Микеланджело принял с поклоном кубок, пригубил, долго чмокал тонкими губами. Поднял на свет бокал, изучая вязь темного серебра, тронул пальцами граненые цветные камни по гурту:

– Хорошая работа!

– Габсбургские ювелиры – лучшие в мире! Вы будете рассказывать?!

Живописец немного покряхтел для вида, но Зоя была неумолима:

– Или валяйте свою историю, Буонарроти, или чао бамбино!

Поняв, что отделаться от любопытной синьориты у него не получится, художник признался:

– У меня не получался натурщик… Тщеславие – самый тяжкий грех, так, кажется, говорят местные жители?

– Точная фраза. Еще вина хотите?

– Почту за честь! Волшебный нектар!

– Это вино седьмого века, сделано по рецепту лучших виноградарей Мавритании.

Девушка нацедила в кубок, старик жадно осушил все до последней капли, рубанул воздух кулаком:

– Ваша взяла! Несносный старикашка никак не хотел принять подобающую позу, а я в тот злополучный день был изрядно навеселе…

Зоя одобрительно кивнула, дескать, понятно, о чем речь!

– Я и так его укладывал, и этак… – продолжал художник. – И тут синьор Ангекок как нельзя кстати со своими советами!

– Вы ударили натурщика кинжалом?

– В самое сердце! – с оттенком бахвальства воскликнул живописец. – Я писал, пока бедняга корчился в конвульсиях! Мир не знал лучших эскизов, клянусь небом!

– Ангекок сдержал слово?

Старик погрустнел, заглянул в опустевший кубок.

– Отчасти, добрая синьорита! Лишь отчасти! Я получил в тот год уйму заказов, дела пошли в гору. Однако на мою семью обрушились несчастья. Умерла жена, дочь заразилась чумой, меня поразила эта чертова болезнь, никак не могу запомнить название…

– Артрит! – подсказала Зоя.

– Грация! С той поры я не смог написать ничего дельного. Знаете, насколько важны чуткие пальцы для живописца?! Деньги кончились, и я влачил жалкое существование. Ничто не дается даром в подлунном мире, синьорита Зоя!

– Кроме обещанного билета!