– Если ваша светлость соблаговолит оказать мне честь и остановиться на несколько дней в моем доме, пока соберутся ваши сторонники, я буду самой счастливой женщиной на свете.
– Где расположен ваш дом? – спросил принц с детским любопытством.
– На улице Бабилон.
– Улица Бабилон! В Париже! Как, должно быть, приятно жить на улице Бабилон в Париже! А сад у вас есть?
– Есть, правда, небольшой, но он полон цветов, а скоро весна. Вы увидите, как красив Париж весной!
– Я знаю. Я еще не забыл каштаны Тюильри и сад, спускающийся к реке… Вновь увидеть Париж!
– Это случится скоро, если Ваше Высочество доверится нам, – негромко проговорила Гортензия.
Некоторое время они еще поговорили о деталях плана, была определена дата побега: 11 марта, день рождения принца и Гортензии.
– Я не забыл, что мы почти близнецы, – сказал сын Наполеона Гортензии. – Если все будет благополучно, вы станете моей сестрой. Я вам дам…
– Только вашу дружбу, и ничего больше. Я привыкла к жизни в провинции, мой дом в Оверни. Но, близко или далеко, я всегда буду верной подданной Вашего Высочества, – ответила Гортензия, приседая в реверансе. Принц протянул ей руку.
– Тогда я приеду в Овернь! – весело сказал он. – Мы оккупируем ваш дом вместе с моим двором. Пусть все знают, как я вас люблю! И что…
Он замолчал на полуслове. Дверь открылась, и на пороге появилась эрцгерцогиня София. Она была прекрасна в платье из голубой тафты под цвет глаз, но казалась очень взволнованной.
– Франц, – сказала она, ответив улыбкой на приветствия и реверансы, – мне кажется, что ваш разговор несколько затянулся. Это уже не похоже на правду…
– …и вы не представляете, о чем бы мы могли говорить столько времени с этими дамами? – закончил за нее фразу принц, целуя ей руку. – Вы, как всегда, правы, но мы уже закончили. Позвольте все-таки представить вам княгиню Фелисию Орсини и графиню Гортензию де Лозарг, крестную дочь моего отца и моей тетки Гортензии.
– Я рада вас видеть, – с улыбкой сказала эрцгерцогиня, протягивая обе руки для поцелуя. – Мне радостно видеть верные сердца вокруг герцога Рейхштадтского. Но, умоляю вас, будьте осторожны! Не подвергайте его опасности!
– Я буду следить за этим! – воскликнул Прокеш. – Ваше Высочество знает, что может мне доверять.
– Вам – да, потому что я вас знаю, вы мудрый человек. Без вас я не стала бы помогать Францу бежать. Я его тоже люблю и желаю ему счастья.
– Ваше Высочество может доверять нам, – сказала Фелисия. – Мы обе готовы пожертвовать всем ради нашего… императора!
– Да услышит вас бог! Пусть он поможет вам! А теперь прощайте!
Фелисия и Гортензия готовы были петь от радости, возвращаясь во дворец Пальм. У герцогини де Саган был приемный день, и Шенкенштрассе была запружена каретами. Картина была прелестная и красочная. Вильгельмина приглашала и своих соседок, но те отказались под предлогом болезни Гортензии. Им трудно было бы разделить свою радость с кем-либо в этом салоне, где Меттерних был желанным гостем, и подруги решили наслаждаться своей радостью в одиночестве.
Впереди у них было две недели. Завтра они предупредят Марию Липон. Дюшана Фелисия предупредит, когда пойдет на урок фехтования. Было условлено, что не следует менять привычки, чтобы у полиции Седлинского не возникло подозрений.
Фелисия предложила выпить шампанского, чтобы отпраздновать событие.
– Сейчас пост, – возразила ей Гортензия, – мы совершим грех.
Это было правдой. После окончания карнавальной недели начался пост. Опустели бальные залы, а церкви заполнились молящимися. Прием у Вильгельмины был всего лишь встречей друзей, но их у нее было столько, что он принял огромные размеры.
– Мы выпьем за веру и надежду. Даже во время покаяния священники добавляют белое вино в чашу…
И они выпили за возвращение во Францию, за воцарение Наполеона II, за исполнение мечты, казавшейся еще недавно несбыточной, за счастье Франции и Италии. А про себя Гортензия добавила: «За мое возвращение в Комбер к тем, кого я люблю».
Следующие несколько дней прошли внешне спокойно, но с глубоким внутренним волнением. Фелисия продолжала свои уроки фехтования и вместе с Гортензией посещала церковь. Дни проходили за днями, слишком медленно, по мнению заговорщиц, но они несли надежду. Много волнений доставило письмо Прокеша с просьбой перенести дату побега на 30 марта. Но эта задержка была связана лишь с тем, что надо было подождать окончания поста, чтобы организовать праздник.
– Мы должны были об этом подумать, – заметила Фелисия. – Если говорить правду, то мы представляем занятную пару заговорщиц.
Но она не говорила, насколько тяжела стала для нее мысль расстаться с Гортензией, даже зная, что она находится в надежных руках Дюшана и Прокеша. Они договорились, что Прокеш приедет вместе с принцем во дворец Пальм, потом вернется в Хофбург с тем, кто будет играть его роль, и приедет обратно за Гортензией, которая временно станет его сестрой.