Однако озноб все нарастал, и мне пришлось признать, что я все-таки заболела. Иен позвал горничную, прислуживающую в первом классе тем пассажирам, которые путешествовали без прислуги, и она в считанные минуты расстелила мне постель и помогла облачиться в ночную сорочку и пеньюар. Иен в это время вежливо удалился в другую комнату- купе состояло из двух помещений: спальни и "гостиной", в которой мы сидели до этого — с двумя диванами друг напротив друга и столиком.
Упав в мягкую, застеленную свежим бельем постель и до носа закутавшись в одеяло, я провалилась я тяжелое забытье. Поезд непрерывно стучал колесами, время от времени издавая громкие свистки, где-то далеко разговаривали люди, Рихтер хватал меня за руку, чтобы за деньги вернуть Фердинанду, и я тут же вскидывалась и порывалась бежать, однако Иен каждый раз останавливал меня и укладывал обратно. Да он с ними заодно! — поняла я и села в кровати.
За окном было уже темно, купе заливал свет единственной свечи, перед которой сидел Иен без сюртука, в одной рубашке и брюках.
— Вы с ними заодно, — произнесла я заплетающимся языком и обвиняюще ткнула в него пальцем. — Признавайтесь, куда вы меня везете?
— Александрина, если ты не будешь лежать, я свяжу тебя, а с больными так обращаться не рекомендовано, — Иен с силой надавил мне на плечо, и я рухнула обратно в ворох подушек. На лоб мне тут же легла мокрая, сложенная в несколько раз, ткань, и туман в голове понемногу отступил.
Я решила спросить, который сейчас час, и, как у меня иногда бывает в минуты волнения, вместо этого спросила совсем другое:
— Почему вы зовете меня Александрина?
— Мы же на ты, — напомнил Иен и сел на свою кровать, расположенную прямо напротив моей. — Оно подходит тебе больше, чем Вайолетт. Такое… ясное и четкое, как. шестеренки в швейцарских часах, — неожиданно добавил он.
— Да вы поэт, — я улыбнулась одним уголком губ, — с шестеренками меня еще никто не сравнивал.
— И в каком гиблом обществе ты до этого вращалась? — Иен сочувствующе поцокал языком, и мы оба рассмеялись.
Потом я все таки уснула, а когда проснулась, купе заливало солнце, такое нестерпимо яркое, что хотелось закрыть шторы. Обернувшись к окну, я поняла, в чем дело- мы проезжали через горы, сейчас, в сентябре, уже засыпанные снегом, и свет, отражаясь от белоснежной поверхности, беспощадно резал глаза.
Иена не было в купе, и я, шатаясь, поднялась. Температура спала, но все тело охватила слабость, так что я едва держалась на ногах. Впрочем, после того, как вызванная горничная перестелила постель и помогла мне переодеться в простое дорожное платье- не щеголять же сегодня снова в ночной сорочке- я почувствовала себя намного лучше. Вернувшийся Иен, однако, мою инициативу не одобрил и заставил лежать на застеленной постели, "чтобы на его совести не появился труп принцессы", как он выразился.
Пока же будущий "труп принцессы" вяло поковырялся в принесенной тарелке с завтраком и попытался лежа читать. Голова снова начала болеть, и сосредоточиться на книге не удавалось, хотя сегодня я и не пыталась грызть плоды неуемной фантазии мадам Рэдклифф, а перечитывала "Гордость и предубеждение" Остин.
В конце — концов Иен отобрал у меня книгу, не в силах смотреть, как я морщусь, пытаясь разобрать прыгающий текст, и начал читать книгу вслух. Слушая его глубокий, обволакивающий голос, я то проваливалась в сон, то снова просыпалась. Когда я в очередной раз открыла глаза, проснувшись от резкой остановки поезда на станции, Иен с невозмутимым видом дочитывал книгу уже про себя, а на моем лбу вместо мокрого компресса лежала ледяная ладонь. Настоящий подданный зимнего двора! Его можно летом нанимать морозить мороженное. С этими мыслями я крепко уснула, чтобы на следующее утро проснуться уже полностью здоровой и зверски голодной.
Глава 10
С удовольствием потянувшись и мечтая о плотном завтраке, я попыталась сесть и, когда это не получилось, удивленно распахнула глаза. Причина стала ясна тут же — поперек моей талии лежала тяжелая рука, а сверху бедер Иен забросил ногу. Его ладонь, которую он, вероятно, держал на моем лбу, лежала на моей подушке, а сам он спал в одежде и сверху одеяла. Я замерла, боясь пошевелиться, сердце почему-то забилось с утроенной скоростью. Наверное, последствия болезни. Рука альва лежала прямо возле моей щеки, и, не удержавшись, я вложила в нее свою ладонь- интересно, сейчас она такая же ледяная, как была вчера?
Ладонь была сухой и теплой, и, не мешкая, крепко схватила меня за руку. Взвизгнув, я шарахнулась в сторону, запуталась в одеяле и скатилась бы на пол, если бы Иен не подхватил меня.
Ситуация была весьма двусмысленной- он держал меня в объятиях, а я таращилась на него квадратными глазами. Наконец он полностью проснулся, одна его бровь взлетела вверх.
— Александрина? — Удивленно спросил он, как будто такую глупость мог сделать кто-то еще, кроме меня, — Любопытствуешь?
— Проверяю, не отяготила ли я свою совесть трупом эльфа зимнего двора, — отозвалась я и неловко выпуталась из одеял, пытаясь подняться.