Сдержать обещания. В жизни и политике

Прежде всего мы должны доверять себе настолько, чтобы представить будущее, достойное самой сильной страны, которую когда-либо знал мир. Я вижу мир со стабильным Ираком, где народ живет в безопасности и процветает, границы надежно охраняются, земля свободна от тренировочных площадок террористов, и страны региона и остального мира вкладывают средства в его успех. Это единственный способ в достаточной мере почтить память того молодого солдата в укрытом флагом гробу, с которым я летел на транспортном самолете из Ирака, — как и почти 30 тысяч других американских мужчин и женщин, которые пожертвовали жизнью, конечностями или психическим здоровьем в борьбе в Ираке. Это обещание, которое мы должны дать этим людям и которое мы обязаны сдержать.

Я вижу будущее, в котором мы открыли и развили возобновляемые источники энергии, чтобы освободиться от хватки нефтяных олигархов на Ближнем Востоке и обратить вспять глобальное потепление. Как самая богатая и процветающая страна в истории мира, мы обязаны возглавить разработку новых энергетических технологий, защищающих окружающую среду.

Я вижу будущее, в котором каждая американская семья имеет медицинскую страховку и каждый отец и мать ложатся вечером спать, уверенные в том, что тяжелая болезнь или несчастный случай не обанкротят их. Я вижу будущее, в котором каждый американский ребенок имеет доступ к профилактическому медицинскому обслуживанию и к начальному и среднему образованию, которое готовит его к успешной жизни. Я вижу будущее, в котором стоимость обучения никогда не будет препятствием для любого молодого человека, который своими достижениями заслужил поступление в колледж. Вот какие обещания мы должны дать нашим детям. Это не чьи-то чужие дети — это наши дети, дети Америки, кровь от нашей крови, кость от нашей кости, дети, которые связывают нас. Мы всегда рассчитывали на то, что следующее поколение будет добиваться целей, которых не удастся достигнуть нам, и если мы не защитим здоровье и мечты всех наших детей, мы предадим наши собственные лучшие намерения.

Я вижу будущее, в котором пенсии будут гарантированы, а частные корпорации будут выполнять все обещания, которые они дали своим пенсионерам; будущее, в котором социальное обеспечение будет полностью финансироваться и не будет непосильной ношей для молодого поколения. Я вижу будущее, в котором самые богатые из нас будут с радостью платить свою справедливую долю налогов, потому что они признают преимущества инвестиций в национальное благосостояние.

И я вижу будущее, в котором американцы помнят, что, когда мы ценим то, что у нас есть общего, превыше всего остального, нет ничего такого, чего мы не можем достичь. Мы не будем делать это ни как черные, ни как белые, ни как южане, ни как северяне. Мы не будем делать это как богатые или бедные, как мужчины или женщины, мы даже не будем делать это как демократы или республиканцы — но мы будем делать это как люди веры, вместе, прислушиваясь к лучшему в нас, помня, что у нас есть обещания, которые мы должны выполнить.

Видение этого будущего — вот что поддерживает меня, потому что оно абсолютно возможно. Я оптимистично смотрю на наши шансы по одной простой причине: американцы хотят быть лучше. История искупления Джона Стенниса, как и тысячи других менее публичных трансформаций, которые я наблюдал, является достаточным доказательством того, что американцы хотят быть хорошими, и они хотят быть хорошими по отношению друг к другу.

Вернувшись из поездки, совершенной в рамках предвыборной кампании, я вошел в парадную дверь своего дома. С перекинутой через плечо сумкой, полной грязной одежды, я был рад своему возвращению. «Ну что ж, — сказала Джилл, приветствуя меня, — теперь мы в деле». Меня не было дома четыре ночи, и расписание на следующую неделю выглядело примерно так же. Но все равно было приятно видеть улыбку Джилл.

Мы стали обсуждать, кого пригласить вечером на ужин, и наконец я предложил: «Знаешь что? Мы с тобой давно уже не разговаривали. Давай пойдем ужинать вдвоем». Мы отправились в маленький ресторанчик, и там, за пастой, Джилл начала расспрашивать меня, как дела. Она хотела знать подробности: сколько людей пришло? о чем они хотели поговорить? как они реагировали? И я рассказал ей, что все прошло очень хорошо. Пришло много людей, они интересовались вопросами, в которых я разбираюсь лучше всего, и реакция была великолепной.

«Ну, и что ты думаешь?» — спросила она. На самом деле это означало: «Как, по-твоему, мы сможем выиграть?»

«Не уверен, но чувствую себя там довольно хорошо, — ответил я. — И на этот раз в гонке есть что-то другое. Я вижу, что управляю ситуацией. Могу представить себя сидящим в Овальном кабинете. Представляю, кому бы позвонил, чтобы позвать в администрацию. Могу представить себе первые решения, которые я бы принял…»