Сдвиг

— Каспаре? Какого черта он… нет, постой. — Мельхиор повернулся к Сонг: — Ты же сама говорила, что он приходит по вторым четвергам месяца. А он был почти неделю назад.

— Контора решила послать тебя, когда обнаружила тело Рипа, — пояснил Ивелич. — Энглтон практически не сомневается, что убил его ты. Он считает, что на Кубе тебя перевербовал Рауль.

— А если он так считает, то почему не приказал Эвертону задержать меня на встрече вчера вечером?

Ивелич вздохнул, будто ему приходилось объяснять квантовую механику трехлетнему ребенку или немецкой овчарке.

— Ты в курсе истории с Анатолием Голицыным?

— Офицером КГБ, который переметнулся к нам в шестьдесят первом?

— Энглтон не сомневался, что он был подставой КГБ, и — как бы лучше выразиться? — немного переусердствовал, стараясь добиться от него признания. Если бы Голицын обратился к прессе и рассказал, как с ним обращались, Контора оказалась бы в весьма щекотливом положении, особенно в свете критики, обрушившейся на нее после провала высадки в заливе Свиней и Карибского кризиса. Видимо, было решено уладить дело миром за счет больших отступных, и Дрю Эвертон, памятуя об этом, не хочет оказаться втянутым в нечто подобное. Поэтому вместо сомнительных разборок в стенах Конторы…

— Они хотят, чтобы Каспар тебя прикончил, — сказала Сонг.

Возможно, из-за усталости — этот болван Эвертон светил ему лампой в глаза двенадцать часов кряду, — но перед глазами Мельхиора возникло лицо четырехлетнего Каспара, глядевшего на него с надеждой и любовью. Потом он увидел, как менялось его лицо в возрасте шести, восьми, десяти и двенадцати лет, как на нем появилась притворная улыбка, за которой он скрывал попытку остаться собой, оказавшись в жерновах Конторы. И вот Каспару уже восемнадцать, и он — морской пехотинец в увольнительной. Мельхиор помнил, как тот сообщил, что его посылают в Японию.

— Наверное, пришло мое время, — сказал он тогда, с силой сжимая пальцами бокал, чтобы не выдать их дрожи.

— Мельхиор? — Голос Сонг вернул его к действительности.

Мельхиор тряхнул головой:

— Последний раз, когда я о нем слышал, Контора направила Каспара на базу в Ацуги. Он должен был прикинуться перебежчиком и проникнуть в КГБ, выдав секреты о программе «У-2». Хотя после истории с Пауэрсом о ней и так все стало известно.

— Это было четыре года назад, — напомнил Ивелич. — Каспар приехал в Москву в октябре 1959 года. Конечно, мы подозревали, что он подослан Конторой. Кто это в здравом уме захочет просить политического убежища в Советском Союзе? Несколько месяцев его пытались расколоть, но он так и не раскололся. Думаю, это связано не с какой-то его особой стойкостью, а с определенными свойствами психики. — Мельхиор обратил внимание, что, поскольку ни он, ни Сонг ни разу не назвали Каспара его настоящим именем, Ивелич тоже предпочитал обходиться оперативным псевдонимом. — Каспар страдал паранойей, манией величия и вообще неадекватно воспринимал и себя, и свои убеждения. Он ни с того ни с сего вдруг стал называть себя Аликом, и даже жена узнала его настоящее имя лишь после свадьбы.

— Он что — женился?

— Причем довольно скоропалительно. Меньше чем через два месяца после знакомства.

— Хм… Все это выглядит странным, — заметил Мельхиор.

Ивелич пренебрег сомнениями Мельхиора.

— А когда Марина оказалась в положении, Каспар обратился за разрешением вернуться в Штаты. Заявил, что «разочаровался» в коммунизме.

— Если бы всем, кто так думает, разрешили покинуть Советский Союз, там осталось бы жителей меньше, чем в Помпее после извержения Везувия. Дай-ка я догадаюсь: вы разрешили ему забрать с собой и жену? Потому что она была беременной.

— Мы решили, что проще его выпустить, чем продолжать постоянно за ним следить. Оказавшись здесь, он тут же снова превратился в приверженца коммунизма и ярого сторонника революции на Кубе, хотя тайно установил связи с некоторыми людьми, которые готовили устранение Кастро, в том числе и с подручными Сэма Джанканы.

— Джанканы?

— Ты его знаешь?

— Скажем, его имя регулярно всплывает.

— Мельхиор, — вмешалась Сонг, — Каспар ведь не станет тебя убивать: просто не сможет, верно? После всего, что вы пережили вместе?

Мельхиор покачал головой:

— Не знаю. Столько воды утекло…

— ЦРУ считает, что поведение Каспара стало опасно непредсказуемым, — продолжил Ивелич. — Энглтон даже не исключает, что нам удалось его перевербовать.

— Голицын, я, Каспар. А вообще-то остались те, кого Энглтон не считает двойными агентами?

— Да. Ким Филби, — хмыкнул Ивелич. — В любом случае связи Каспара с Джанканой — исключительно его инициатива. В прошлом месяце он даже пытался получить визу на Кубу, якобы чтобы совершить покушение на Кастро. И Контора не сомневается, что именно он стрелял в Уильяма Уокера в апреле этого года.

— Уокер — фашист, Кастро — коммунист, а Ким Филби — в России, — заметил Мельхиор.

— Шайдер считает, что Каспар… — Ивелич запнулся. — Что ты сказал?

— Я сказал, Ким Филби в России.

— И что из этого?