Старшина знал, что Паханов должен сдавать экзамены, об этом был разговор накануне.
– Как живая шпаргалка? – пошутил Озеров.
– Не в этом дело, – сказал Жорка. – Непривычно мне как-то с ними одному. Не по себе.
– Ты про кого?
– Ну, про милицию…
Поняв, в чем дело, старшина вымыл руки, переоделся и, весело взглянув на Жорку, сказал:
– Идем.
В помещении автоинспекции на скамейке около большой двери, ожидая очереди, сидели экзаменуемые.
Когда вызвали Паханова, с ним зашел и Озеров. Старшина был знаком в городке с очень многими. Знал, конечно, и милицию. Он подошел к лейтенанту, сидевшему за столом, отдал честь и заговорил с ним о чем-то легко и свободно.
Жорка озирался, постепенно успокаиваясь. Здесь был такой же класс, как в автороте, только деталей поменьше – самое необходимое. В центре комнаты стоял макет города со всеми хитросплетениями улиц и перекрестков, которые должен преодолевать шофер.
– Бери билет, солдат! – громко сказал лейтенант.
Жора выбрал белый квадратик и быстро прочитал вопросы.
– Можешь подойти к стендам и деталям!
У Паханова все внутри дрожало. С трудом собрал мысли. А найдя нужные узлы, вдруг почувствовал себя спокойнее. И вопросы оказались знакомыми. Пока готовился к ответу, слышал, как Озеров что-то быстро-быстро говорит лейтенанту, а тот однословно рокочет:
– Понятно!.. Понятно!..
Жорка отвечал хорошо. Только голос был незнакомо глухим.
Лейтенант дружелюбно хлопнул его по плечу. А у Жорки перехватило дыхание от испуга.
– Чего же ты, хлопчик, тушуешься?! Все знаешь хорошо! Ставлю тебе «четыре». Ну-ка, давай теперь по правилам уличного движения.
На обратном пути Жорка, расстегнув крючки на вороте, коротко спросил Озерова:
– Зайдем выпьем?
– Газировочки?
– Да нет. В честь сдачи. Обмыть надо.
Старшина покачал головой, и Жорка насупился. Надолго замолчал. Обиделся.
Но Озеров сказал:
– Приходи вечерком ко мне на квартиру. Посидим за чаем. Культурно.
И Жорка просиял.
Паханов украдкой любовался красной книжечкой, которая состояла из двух обложек, недаром водители ее называют «корочки». Жорка смотрел на свою фотографию, на узорчатую бумагу – и чувство гордости распирало его. Как-никак, а это был первый в его жизни не липовый – заработанный документ. И не просто документ – профессия!
При очередном разговоре с полковником Мироновым командир автороты сказал:
– Все же я боюсь доверить Паханову машину. Мутный он для меня. Не вижу его мыслей.
– А вы закрепите за ним строевую, – посоветовал Миронов.
– Что вы, товарищ полковник, сразу новую машину давать! – возразил капитан.
– Да-да, нужно посадить именно на строевую, – подтвердил командир полка и посмотрел на капитана: неужели не понимает?
Лицо Петухова вдруг посветлело, он заулыбался.
– Я вас понял, – весело сказал капитан. – Все понял. Строевая машина стоит себе под навесом. Выходит только по тревоге, вместе с остальными. Всегда или в колонне, или в парке, одиночкой строевые машины не ходят.
…Жорка обошел грузовик и остановился зачарованный. Машина новая. Краска зеркально блестела. Покрышки неезженые – весь узор на них четкий, еще даже не запачканный. Передние и боковые стекла закрыты плотной бумагой, чтобы не выгорала внутренняя обшивка кабины от сильного южного солнца.
Капитан Петухов разъяснял:
– По тревоге вы подгоняете машину к складу боеприпасов. Двигаться будете вот за этой – двадцать пятой. Сегодня пройдете по дороге, которая ведет к складу. Посмотрите ее, изучите подъезды.
Капитан ушел. Паханов залез в кабину. В кабине было прохладно и сумеречно, пахло новым дерматином. Он был счастлив.
13
Однажды ночью в казармах задребезжали звонки, загорелись красные лампочки. Тревога. Сотня парней одновременно вскакивает с постелей, торопливо одевается. Разбирает оружие и бежит по своим местам. И все это в полном молчании. Лишь изредка звучат короткие команды сержантов. И в Жорке шевельнулось чувство, похожее на гордость, – как же, и он участник этого продуманного порядка!
В парке гудели моторы. Автомобили осторожно, чтобы не зацепить друг друга, выбирались за ворота. Паханов зорко следил за соседом. Когда из-под навеса выехал 25-й, Жорка включил скорость и потихоньку дал газ. Машина послушно двинулась с места. Паханов вел ее с гулко бьющимся сердцем. Новый мотор мурлыкал ровно и мягко.
Около склада было шумно. Ящики со снарядами выплывали по громыхающей ленте из утробы подвала и, подхваченные солдатами погрузочной команды, съезжали в кузова машин.
Жоркин грузовик скрипел новыми рессорами и заметно проседал под тяжестью. Жорке стало жаль машину, он утешал ее: «Ничего не поделаешь, брат, – тревога».
На марше думать было некогда. Машину обволакивала густая завеса пыли. Впереди идущая 25-я то исчезала в пылевом облаке, то борт ее неожиданно обнаруживался перед самым радиатором, и тогда Жорку обдавало холодным потом. Он, проклиная пыль, всматривался в ее густые космы так, что кололо веки.