Се ля ви… Такова жизнь

Вечером, когда, как обычно, сидели с гитарой в курилке, Озеров, которому Жорка однажды поведал о своей мечте стать водителем туристского экспресса, сказал:

– Учти, Жора, дырка маленькая, а беда большая. Не возьмут тебя с такой дыркой пассажиров возить. Да и вообще на автобусы берут только с первым или вторым классом. Надо бы тебе подготовиться и повысить классность. Получишь новые права, а старые, пробитые, сдашь. Будет полный порядок.

Приятели разошлись. Жорка, прежде чем уснуть, долго думал о словах Озерова. Чтобы получить второй класс, придется попотеть над учебниками. Но совет дельный – старшина ведь зря не скажет… На другой день он взял в библиотеке учебники и вечерами, после возвращения из рейса, начал готовиться.

Команда шоферов во главе с командиром автороты Петуховым должна была получить автомобили в Ташкенте, погрузить их на платформы, закрепить и сопровождать в пути. Когда Петухову по телефону сообщили о решении командира полка включить Паханова в команду, он взъерепенился. Кричал, что никуда не поедет, он не собирается подставлять шею из-за этого уголовника. Однако, поутихнув, даже не позвонил Миронову. Знал – бесполезно. Считая себя обреченным на взыскание, с тоской думал: «Везу волка в лес!»

Команда уехала.

Миронов, занятый множеством дел, все-таки часто вспоминал об уехавшем Жорке и с тревогой ждал, чем это кончится. Через неделю пришла телеграмма от Петухова: «Машины получили. Едем. Все в порядке». Теперь уже не беспокойство, а любопытство точило полковника. Что же там произошло? Как Жорка встретился с дружками, с Ниной?

Эшелон прибыл ночью. Ночью же его разгрузили и машины перегнали в парк. Миронову доложили только утром, и он поспешил в автороту – посмотреть на автомобили. Это был, конечно, предлог. Машины новые, с завода, что их смотреть? Полковнику не терпелось поговорить с Пахановым.

Первым, как и полагалось, Миронова встретил командир автороты Петухов. Отдал рапорт. Доложил о результатах командировки и повел полковника вдоль ряда новеньких грузовиков.

– Как вел себя Паханов? – спросил Миронов.

– Безукоризненно. Пил газированную воду.

– Отлучался?

– Один раз. С моего разрешения. Правда, я отпустил его на всю ночь.

– Ну?

– Вернулся утром. Трезвый. Серьезный. Не злой, не веселый, а именно серьезный.

– Ничего не рассказывал?

Петухов метнул в полковника косой взгляд:

– Он рассказывает только вам.

Миронов не остался в долгу:

– Между прочим, когда я был командиром роты, мои подчиненные на сторону свои душевные дела не носили.

Петухов молча проглотил упрек.

14

Второй год службы прошел у рядового Паханова ровнее. Он получил второй класс и повесил на гимнастерку синий значок с золотой каемкой.

Жорку приглашали на все открытые комсомольские собрания. Особенно ему нравились прения. Острая критика его просто поражала. Раздраконит кто-нибудь товарища, а в перерыве, глядишь, курят вместе и продолжают спорить.

– Я бы его после этого избил или навек врагом посчитал, – ухмылялся Жорка, —а они, смотри, папиросами друг друга угощают.

Однажды секретарь Клименко попросил Паханова остаться в ленинской комнате после собрания. Когда все разошлись, сержант сказал:

– Не пора ли тебе, Жора, подавать заявление?

Жорка поразился:

– Мне? В комсомол?

– Да, тебе.

– Кто же мне поверит?

– Мы поверим – товарищи по службе.

– А рекомендации?

– Я дам, Гнатюк даст, старшина Озеров.

– Разве Озеров комсомолец? Он же немолодой.

– Он коммунист, Жора.

Это было настоящим открытием: старшина Озеров – коммунист! Сейчас Жорка знал коммунисты самые честные и порядочные люди. А если бы он узнал, что Озеров коммунист, в первый год службы, когда в голове его был полнейший сумбур, дружба между ними наверняка не склеилась бы.

– Ну как, будешь подавать заявление? Я помогу подготовиться.

Жорка молчал. Прошлое и настоящее вдруг встало в его памяти, закружилось, перепуталось, да так, что он не мог разглядеть в этом сумбуре свое будущее.

– Пока подожду.

– Почему?

– Рано.

– He скромничай!

– Верно говорю. Подождать надо. Ты, Клименко, не торопись. Вдруг я комсомольский билет куда-нибудь в неподходящее место занесу? – задумчиво сказал Паханов.

– Да брось ты свое прошлое ворошить! – горячился секретарь. – С этим все кончено. Второй год в армии служишь. Посуди сам – может ли человек после хорошей бани, чистый, раскрасневшийся, в хрустящем новом белье вдруг полезть в грязь, болото смердящее?

– Может.

– Ну, знаешь, тогда это не человек, а падаль! – вскипел Клименко.

– Остынь, остынь. Ты сам бы полез, если нужно, – успокаивал его Паханов. – А если в этой грязи твой друг? Ты что, по бережку будешь бегать и чистое бельишко свое беречь?

– Я подам ему руку.

– А если руки не хватит?

– Ну тогда…

– Вот то-то. В общем, подожду.