Се, творю

– Только не кипятись, батька, я серьезно. По-мужски. Я даже не знаю, как ее называть теперь. Когда она начала тут жить, вроде привык говорить тетя Наташа, и ничего. А сейчас… Старше стал, что ли… Или не знаю. Не поворачивается язык. Какая она мне тетя? А называть ее Наталья Арсеньевна – тоже как-то глупо. В одном доме живем, под одной крышей… Она близкий человек. Она тебе… это…

Вовка покраснел и не договорил.

– Да-а, – потрясенно протянул Журанков. – Какие у тебя духовные метания, оказывается, происходят. А я и не знаю. Недоглядел…

– Ну, я старался не засветиться. Но честно тебе говорю: я ее стесняюсь.

– Понимаю. Но тогда уж будь честен до конца, сынище, – это не ты нам мешаешь, а она тебе. Так?

Вовка резко распрямился и глянул Журанкову в глаза.

– Нет, па, – твердо сказал он. – Я сказал именно то, что сказал. То, что есть.

– Ну, тогда можешь быть спокоен. Я тебе рад, и Наташа относится к тебе с уважением и симпатией. А что в один нужник ходим – да, так жизнь устроена. Но вот насчет как вас теперь называть… Получается, это проблема? Не знаю, что посоветовать. Но вообще говоря, сын, она по возрасту к тебе ближе, чем ко мне. Может, ты ее просто Наташей будешь звать?

– Ну, нет, – ответил Вовка и принялся наконец за еду. Сказал с набитым ртом: – Прости, па, это дурацкая идея.

– Может быть, может быть… Тогда остается только гражданка Постригань.

– Смешно, – согласился Вовка, сглотнув и вежливо улыбнувшись. – Еще можно как в старом кино: товарищ Наташа. Хочешь?

– Могучая идея, – согласился Журанков. – Но почему-то она меня не греет. Ох, черт, времени-то уже сколько… Все утро выправляем имена!

– Беги, ладно. Я посуду помою.

– Да не в том дело… Я к своему-то разговору еще и не приступил.

– Так приступай…

Журанков помолчал. Вовка, выжидательно глядя, жевал и прихлебывал.

– Но это тоже важная тема, – проговорил Журанков. – Важней всего погода в доме… Скажи честно, сын: тебе-то Наташа не в тягость?

Некоторое время Вовка продолжал жевать и прихлебывать, будто не слышал вопроса. Потом вдумчиво проглотил и сказал:

– Ну что ты хочешь от меня, па? Она хорошая. Это раз. Я правда так считаю, не подлаживаюсь. Второе: мне действительно нравится, как она на тебя смотрит. Я бы хотел, чтобы на меня девушка так смотрела. Третье: мама мне все равно ближе и всегда будет ближе.

– Ну, это вообще не обсуждается! – почти вспылил Журанков. – Это и ежику понятно!

– Если бы ты с тетей Наташей встречался где-нибудь типа в охотничьем домике, а здесь мы жили втроем с мамой – конечно, мне было бы нормальней. Но я же знаю, что это невозможно. А вздыхать о невозможном – знаешь, я уже вырос.

Тем более, подумал Вовка, что у мамы все равно тоже этот новый. Вроде неплохой, кажется, но он-то мне совсем параллельно. Вовка иногда невольно задумывался о родаках и только руками мысленно разводил: ну и накуролесили. А еще взрослые называются. Всех бы выпорол. Но нельзя, и потому лучше всего – опять от них в казарму. Пусть уж радуются второй молодости.

Хотя после вчерашней встречи…

Нет уж. После вчерашней встречи – тем более подальше отсюда. Язычок там острый, а интеллект, похоже, такой, что хлебом не корми – одними приколами сыты будем. Перед такой позориться – это уже вообще.

– Отец у тебя, наверное, так и не вырос, – грустно сказал Журанков. – Я где-то по полдня о невозможном вздыхаю…

– Шутить изволите, ваше превосходительство. Ну, в общем, все. Говори, чего хотел. А то опоздаешь к своему чуду техники.

– Не опоздаю, – задумчиво сказал Журанков. – Без меня не начнут, без меня – просто некому. Но поговорить я с тобой хотел как раз о нем. О чуде…

Вовка перестал жевать. Потом проглотил, что было во рту. И после отчетливой заминки отложил недоеденный бутерброд.

– Знаешь, па… – тихо сказал он. – Ты мне тогда про свой ракетоносец так задвинул… Я его потом сто раз во сне видел. Я никогда ни одну игрушку в детстве для себя так не хотел, как твой орбитальный самолет для страны. Сколько с тех пор прошло? Я теперь к глюкам хуже стал относиться. Слишком много реальных бед, чтобы еще и за фантазии переживать. Двигаешь свою науку – ну и двигай, если нравится. Но мне не впаривай.

– Слова не мальчика, но мужа, – немного помолчав, ответил Журанков. – А как ты думаешь, сын, твоя эта… как ты выразился… высокотехнологичная система связи – она сразу, как железный гриб, под деревом выросла, а твой полковник ее нашел и в лукошко положил? Или все-таки сначала она появилась у какого-то суслика в башке в качестве фантазии?

Вовка поджал губы. Ответ подразумевался однозначно. Мягко же отец дал понять, кто тут дурак и чурбан окопный. Слова не мальчика, но мужа… Подсластил и уважил, ага. Спасибо на добром слове.

– Я понимаю, что чуда хочется, – проговорил Журанков, поняв, что Вовка не собирается отвечать. – У нас это, похоже, в крови. Долго запрягаем, мол, да быстро ездим. Месяц спорим, день работаем. Либо тупеть год за годом, либо, раз уж, мол, взялись, то чтобы все было готово к завтрему. А так не бывает.