Сеанс мужского стриптиза

Капкан оказался цепким, как аллигатор, стряхнуть его никак не получалось, а снимать, с усилием разжимая стальные челюсти, было некогда. К счастью, конструкция была достаточно легкой, так что Федор свободно мог унести ее с собой. Правда, отступать в связи с этим пришлось, по большей части, на одной ноге. К тому же, угодив в мышеловку, Федя от боли завертелся на месте волчком и в результате совершенно дезориентировался. Он перепутал двери и рванул в ту, которая соединяла кухню с домом.

Оказавшись в соседнем помещении, Капустин сразу понял свою ошибку, но возвращаться было уже поздно, позади под телом пробудившейся красотки-королевны сердито и недоуменно скрипела раскладушка.

В комнате, куда попал сбившийся с курса Федор, тоже стояла кровать, и на ней тоже кто-то спал. Краем налитого слезами глаза он глянул на бугрящееся одеяло и проскакал в очередную дверь.

За ней было подобие прихожей. На полу, покрытом примитивным тряпичным ковриком, рядком стояли разномастные башмаки. Федя увидел крепкий стальной рожок для обуви и схватил его, как Иван-царевич – меч-кладенец. Размахивать своим оружием он, впрочем, не стал, ограничился тем, что успешно разжал с его помощью челюсти мышеловки. Федя зашвырнул капкан в одну сторону, рожок – в другую, распахнул наружную дверь и с крылечка в три ступеньки обрушился во двор.

Спасительная лазейка в заборе была где-то с другой стороны дома. Федя примерно прикинул, куда бежать, и захромал в конец двора.

Шумы, которые невольно произвел попавший в мышеловку Капустин, разбудили Бориса Акимыча, отставного полковника и действующего главу семьи Кузнецовых.

Он сел в постели и успел увидеть в прихожей отступающего Федю, но спросонья не признал в нем чужака. Темный силуэт, нарисованный на розовом фоне неба в рамке дверного проема, исчез с глаз Бориса Акимыча слишком быстро. По характерной кособокости фигуры он принял травмированного мышеловкой Федора за другую хромоножку – собственную супругу Варвару Петровну.

Ту же ошибку совершил и Зяма, счастливой сарделькой покачивающийся в гамаке. Открыв один глаз, он сквозь ячейку редкой сетки увидел некую темную личность, ковыляющую по двору с необыкновенной поспешностью, сонно пробормотал:

– Мамуля! – и снова захрапел.

Тем временем мамуля, она же Варвара Петровна, или Бася, мирно посапывала рядом с мужем на широкой кровати, накрывшись с головой. Стеганое лоскутное одеяло, сшитое бабушкой, свободно могло укрыть под собой семейство гиппопотамов. Гораздо более мелкая, чем среднестатистический бегемот, Варвара Петровна уместилась в одной крутой складке и была совершенно неразличима. Обнаружить ее можно было только путем вдумчивых раскопок.

Борис Акимыч археологических поисков в постели не проводил. Не усомнившись в том, что во двор удалилась именно его любимая Басенька, он сокрушенно подумал, что экспериментальный «Завтрак спасателя» не пришелся ей по нутру. Вероятно, батон, фаршированный ветчиной и горошком, оказался слишком жирной и тяжелой пищей для ослабленного постом желудка Варвары Петровны.

– Диарея, дружок? – сочувственно пробормотал Борис Акимыч.

Он слез с кровати и, на ходу продирая глаза, направился в кухню. В отсутствие аптечки, которая осталась в машине, которая в свою очередь осталась на шоссе у лесополосы, Борис Акимыч мог предложить приболевшей супруге только народное средство для борьбы с кишечным расстройством. Это был старый бабушкин рецепт, действенность которого кулинар-экспериментатор вынужденно проверял неоднократно: столовая ложка картофельного крахмала на стакан холодной кипяченой воды, все тщательно перемешать и выпить залпом.

Вода – не кипяченая, но чистая, питьевая, была в кухне – большая пластиковая бутыль с краником. Где-то там, в шкафчиках, должен был найтись и крахмал.

Борис Акимыч босиком прошлепал в кухню и с некоторым удивлением увидел там раскладушку, которой с ночи в помещении не было. На ней, кренясь, как падающая Пизанская башня, дождавшаяся наконец своего звездного часа, сидела дочь Индия.

– И ты тут, девочка? – удивился он.

– Доброе утро, папочка! – хлопнув ресницами, уже в падении промямлила девочка.

Она боком свалилась на подушку и тут же засвистела носом, как закипающий чайник.

– Спи, детка, спи, рано еще! – сказал на это заботливый папуля и посмотрел в окно, за которым кумачовым полотнищем плескался рассвет.

Это было ошибкой: смотреть Борису Акимычу следовало себе под ноги. Все еще глядя в окно, он сделал шаг к буфету, и вторая добычливая мышеловка победно клацнула зубами.

– О-о-о, м-мать! – проскрежетал пойманный в ловушку полковник.

Часть реплики он все-таки проглотил, чтобы не побеспокоить спящую дочурку, хотя у него прямо-таки руки зачесались отшлепать предприимчивую негодницу, превратившую кухню в минное поле.

Сдерживая ругательства, Борис Акимыч проскакал к буфету, достал из выдвижного ящика крепкий короткий нож и с его помощью ловко избавился от капкана. Избавиться же от приобретенной легкой хромоты сразу не удалось, ступать на ногу, побывавшую в пасти мышеловки, было немного больно.