Сеанс мужского стриптиза

Ночью Паша из скромности разбил палатку в самом дальнем углу двора, в огороде, и теперь оказался прямо за спиной у Федора. Вдобавок все, кто был во дворе, дружно развернулись к голосящему Паше, а легкий на подъем Зяма даже спрыгнул с гамака и сделал в сторону заламывающего руки натуралиста пару длинных шагов. Больше просто не успел: вспугнутый Федор вспорхнул с капустной грядки, как лесная куропатка!

Сидя в капусте, он высмотрел наконец потерянную лазейку к заборе, но медлил бежать, еще надеясь, что беспокойные местные жители вернутся под крышу дома своего и предоставят незваному гостю возможность удалиться тихо, по-английски. Однако после выхода колченогой красотки-королевны стало ясно, что скрыть в тайне пребывание во дворе чужака не удастся – Федю с головой выдавала оставленная на крылечке обувь. А Пашины невнятные призывы искать, ловить, держать и хватать, по мнению Федора, говорили о том, что на незваного гостя объявлена облава.

Теперь ему было уже не до башмаков, он был готов спасаться бегством босиком и не задержался с первым лихим прыжком в сторону спасительной дырки в заборе.

Конечно, Федор не мог знать, что капустная плантация разбита в опасной близости от засыпанной выгребной ямы, и без всякой опаски прыгнул на прочный с виду холмик. Он ожидал болезненного удара по пяткам и приготовился ощутить босыми – в одних тонких носках – ступнями жесткую шерсть колючей травы, но в момент приземления твердая почва предательски ушла из-под ног. А еще через мгновение Федя понял, что бабушка была права: все грешники попадают в ад, где гадко, страшно и ужасно воняет!

Глава 10

Выспаться не дали. Сначала мне почудилось, что кто-то бродит рядом с постелью, потом за стеной завозились неугомонные предки, потом кто-то топал, звенел посудой, раз за разом хлопала тяжелая дверь…

– Ох, как же вы все мне надоели! – простонала я, с трудом оторвав гудящую голову от подушки.

На это хамское заявление никто не ответил. Я спустила ноги на пол, чудом промахнулась мимо ощерившейся мышеловки, встала и потянулась.

За окном было утро, розовое, как помидоры, салат из которых мы ели позапрошлой ночью. Я вспомнила мясистые томаты, залитые душистым подсолнечным маслом, и рот наполнился слюной. Сочных спелых помидорчиков захотелось просто до смерти!

Я самый обычный человек. Более того, я слабая женщина! Сопротивляться своим желаниям я не умею, хотя иной раз честно пытаюсь – когда эти желания неисполнимы или идут вразрез с законом, моралью и нравственностью (бывает и такое!). Желание впиться зубами в розовый помидорный бочок было вполне невинным, и я не видела причин отказывать себе в такой малости. Почему бы мне не наведаться в огород? Может, зоркий оператор Саша высмотрел не все помидоры и на кустах еще остались аппетитные плоды?

Не откладывая дела в долгий ящик, я зябко закуталась в махровое покрывало, открыла дверь и, путаясь в полах своего одеяния, шагнула во двор, но на пороге запнулась о чьи-то крупноразмерные туфли и очень больно ушибла большой палец на правой ноге. После этого помидорчиков мне чудесным образом расхотелось, зато возникло горячее желание выяснить, какая зараза подбросила мне под дверь длинноносые башмаки Маленького Мука, и надавать затейнику по мягкому месту чем-нибудь тяжелым. Например, теми же башмаками.

Я нагнулась, подхватила с пола пару черных, как тараканы, кожаных башмаков и взвесила в руках. Да, вполне сойдут за орудие возмездия!

Я уже приготовилась огласить окрестности гневным криком со словами: «Какая зараза бросила тут свои лапти?!» – и метнуть упомянутую обувку на голос того, кто отзовется, но меня опередили. Из-под яблонь, где гигантской паутиной раскинулся гамак, послышалось невнятное, но отчетливо недовольное восклицание Зямы, в ответ на которое раздался бешеный крик Поля.

– Держи-хватай! – орал юноша.

Поскольку я уже успела схватить и теперь крепко держала в руках бесхозные башмаки, катапультироваться с крыльца в неизвестном направлении я не стала. Зато на Пашкины крики отреагировал кто-то другой. Ох, как бурно отреагировал!

Все случилось на моих глазах.

Сначала вспучилась и прорвалась палатка, притулившаяся к забору, как древесный гриб к дубовому пню. Оттуда на четвереньках полез Поль, которого мы уже начали по-свойски называть Пашкой, – лохматый, с бешеными глазами и широко раскрытым ртом, образующим подобие раструба пионерского горна. Из воронки несся такой крик – куда там всем трубам симфонического оркестра, вместе взятым!

Наверное, выброс из Пашкиного организма трубного вопля сопровождался мощной звуковой волной, потому что буквально в метре от ревуна произошел всплеск: снизу вверх, словно подброшенное пружиной, взлетело крупное тело, окрашенное под пингвина: белое брюхо, черный фрак. Вернее, не фрак, а целый плащ! Когда фигура в верхней точке своего полета широко раскинула крылья, стал виден алый шелковый подбой, поразительно точно гармонирующий с богатой цветовой гаммой рассвета.

– Мама! – вскрикнула мамуля, бессовестно перехватив у меня реплику.

– Бэтмен! – возразил Зяма.