Себастьян

Хоть месяц назад Николетт присоединилась к остальным ведьмам и колдунам, она большую часть этого времени проторчала в штабе. Пока Себастьян и остальные члены Корпуса Магов сражались с тамплиерами в Нью Мехико, Николетт кусала ногти и тревожно ждала любых вестей. Она буквально не могла спать все то время, что его не было. Когда Себастьян вернулся, она отказывалась выпускать его из постели добрых сорок восемь часов.

Потом Николетт попросила о встрече с Командиром. Удивившись, а потом разнервничавшись от того, что ей разрешили, она все же уверенно попросила всюду сопровождать Себастьяна. Командир сомневался, пока она не продемонстрировала свои способности в чтении ауры. Их польза при оперативной работе была неоспорима. После этого оставались лишь формальности официального одобрения. Не без удовольствия Николетт осознавала, что никогда больше не расстанется с Себастьяном. Однако ее улыбка померкла, когда она увидела его серьезный взгляд и слегка отстранилась.

— Что? Что такое?

Положив руки на ее плечи, Себастьян отвел ее к креслу, на котором устроился Карас, и усадил ее туда. Николетт с изумлением наблюдала, как он опускается перед ней на колени и достает маленькую бархатную коробочку.

— О, Себастьян!

— Николетт Эрлинг, когда мы только познакомились, ты сказала мне, что любовь имеет множество лиц. Однако я думаю, что для меня есть лишь одно лицо — твое. Ты окажешь мне честь стать моей женой?

Он открыл коробочку, и Николетт невольно раскрыла рот.

Внутри обитой шелком коробочки находилось прекрасное платиновое колечко, но вместо белого бриллианта посередине находился желтый бриллиант. Он был глубокого, богатого золотистого оттенка. И подняв взгляд, Николетт увидела золотистое сияние вокруг головы Себастьяна.

— Да, — прошептала она. — О, Себастьян, да.

С широкой улыбкой он надел кольцо на ее палец и в следующую секунду уже поднял на руки и понес к постели.

— Это будет не самая простая жизнь, — предупредил ее Себастьян, опуская на пружинистый матрас. — Со мной далеко не всегда просто иметь дело.

— Если бы я хотела простого, я бы осталась с цирком, — ответил Николетт. — Ты то, чего я хочу. Ты тот, кого я хочу, и я хочу тебя навеки.

— Ты серьезно?

— О да.

С минуту Себастьян изучал ее взглядом, но потом его рот обрушился на ее губы. Теперь, зная его лучше, Николетт упивалась силой его мощного тела, нависающего над ней. Эта сила защищала ее, и ее собственные силы, все еще растущие и процветающие, были созданы, чтобы защищать его. Она с готовностью ответила на поцелуй и потянула его рубашку, чтобы снять ее через голову.

— Я хочу снять все это, — потребовала Николетт, задыхаясь. — Я не могу вынести, когда нас что-то разделяет. Ты нужен мне.

Себастьян разделся за считанные секунды, а потом его руки принялись за ее одежду. Николетт слышала, как грубо рвется ткань, но ей было все равно. Наплевав на все, она готова была принять дикость и любовь, которую они делили.

Но оставшись обнаженными, они остановились.

— Это навсегда? — тихо спросила Николетт.

Себастьян кивнул.

— О да, любовь моя. Навсегда.

Они торопливо и почти неуклюже касались друг друга. Каждый шрам на теле Себастьяна был драгоценен для Николетт. Поначалу она ненавидела их, ведь они символизировали боль. Но теперь она принимала их такими, как есть. Они были свидетельством того, как хорошо он умел выживать, как он берег себя для нее. С ходом времени она, скорее всего, обзаведется собственными шрамами. Но пока Себастьян с ней, ей не придется носить их в одиночку.

Поддавшись импульсу, Николетт уложила его на спину и принялась целовать его шрамы. Она начала с кошмарной полосы на боку и стала двигаться от одного к другому. Истории некоторых из них она знала. Об остальных узнает со временем.

Сначала Себастьян лежал спокойно, позволяя целовать себя, но секунды спустя она услышала его стон. Николетт улыбнулась и снова поцеловала шрам на правом бицепсе. Он был коротким и глубоким, что говорило об ударе, а не о скользящем ранении. Николетт провела по всей его длине кончиком языка.

— Каково это? — прошептала она.

Себастьян ответил не сразу.

— Чувствительно, — сказал он. — Какой-то участок кожи загрубел, но от этого кожа вокруг сделалась более чувствительной.

— Хорошо, — пробормотала Николетт и снова лизнула чувствительное местечко.

В конце концов, она принялась дразнить самый свежий, все еще розовый шрам, оставшийся от Нью Мехико. Это была царапина от вскользь прошедшей пули, но она невольно задрожала от того, какому риску он подвергается. Если бы пистолет был нацелен всего на несколько дюймов левее…

Как будто почувствовав, что ее мысли пошли мрачной дорожкой, Себастьян сел.

— Ты слишком много думаешь, — хрипло прошептал он. — Беспокоишься. Позволь мне забрать часть твоего беспокойства, любовь моя.