Сеча за Бел Свет [СИ]

— Чаво ж тадыкась, — вступил у баляканья отрок, вуслыхавши ответ мамаев, — ты Валу доставай меч и руби их. Прямо як я тобе… прямо у лоб! Я ж буду докель обрызгивать их зачурованной водицей. И также, как загодя, мальчик оживил Асура, так и ноне они с Валу прынялись, один рубить мячом, а иной окроплять водой, воскрешать мамаев из мёртвых. Потомков велетов було почитай чё три десятка, а посему Борюша вжесь упарилси оживотворяючи их. Как було и с Валу, разбитые могучим мячом на уймищу булыжников опадали на пол мамаи, а обрызганные водицей, вначале обретали тела, посем и жизти. И како-то времечко опосля ужотко ожившие потомки велетов подымались на ноги, и не мнее чем дотоль Асур довольно ощупывали свои лица, оглядывали друг дружку. В парящем свете юшки землицы лицезрелись ражие воины с бурой оголённой до стану кожей, вельми залащенной, у росте подстать Валу. Мамаи ничем больно не разнились со людьми и Богами токась голова ихня совсем без волосьев имела несколько удлинённый квёрху вид, завершаясь покатостью, будто копна сена. Серебристым светом блистали широкие мечи имеющие изогнутость посредине, чем-то схожую с вышедшим на ночное небушко серповидным месяцем. Каковые они, оживши, пристроили на единственну одёжу прикрывающу их голы тела, на смурый пояс достигающий почитай колен, плотно обволакивающий ноги, повесивши их туды прямо без ножён. Их суровы, а можеть даже гневливы лицы нынче сотрелись вже вяще радостными, и бурлила у кажной чёрточке тяперича жизть: и у покатых, крупных, точь-у-точь як орлины клювы, носах; и у тонких, дугообразных бровях; и у прямых с глубокими посерёдь впадинками подбородками; и у слегка выпирающих впредь мощных скулах. Мамаи нежно, точно полюбовно огладили свои чудны мечи дланями и враз опустились на колено, да склонивши голову, низкими сиплыми голосами пробахали, так чё затряслись стены печёры:

— Веди нас в бой Валу, сын Коровы Доны, внук Небесной Коровы Земун! Веди нас в бой Борил, потомок быкоподобного Бога Индры! Валу стоявший сторонь мальца перьвёл взгляд с томящихся у поклоне мамаев и зекнув очами на Бореньку, негромко молвил:

— А я всё мерекаю на кого ты похож Борюша… а оно вон на кого. Оно Индра твой предок. Оттого и и знак его у тебя на рубахе, а во лбу камень его.

— Оно то токась евойный знак и камень, оно эвонтов не мой знак. А мой знак горить у мене на груди и камень обок него висить, — ответствовал мальчик и споднявши руку провёл перстом по груди, идеже под рубахой хоронилси зачур-слезинка дарёный ему Валу. — Ону ентову цебь я прынял лишь на пока, абы слить у единожду рать Сварожичей и Дыевичей… тока на время. Занеже я собе не изменен и не стану повелевать полканами, або каким иным народом опосля победы над Злом, то мене ненать. Валу расплылси у улыбке и его молодое лицо нежданно засияло солнечным светом, словно то було не лико, а само красно солнышко выглянувшее из-за туч и вызарившееся на любый ему Бел Свет. Асур ничавось не ответил, обаче мальчику показалось, чё тот не сумлеваетси в неизменности Борилкиной торенки.

— Это твой овринг Борюша, — весьма по-доброму прогутарил Валу немного погодя. — Ступай по нему смело… оно ведь в любом случае у каждого свой путь, своя дороженька. А твоя торенка вельми трудна, опасна, но одно ясно она прямая, точь-в-точь как и ты! Светлый, чистый и неизменный своей душе хлопец! Я в тебе не сумневаюсь! — Ищё мгновеньеце он оглядывал полюбовным взором отрока, а посем перьвёл его на потомков велетом и ужось паче строгим голосом произнёс, — подымитесь мамаи! Тяперича мы все вместе как единый кулак у рати Борила пойдём биться за Правду супротив её извечной противницы Кривды! И впрямь верно як пробачил Валу… ступають ноне вони усе: беросы, полканы, Асуры, звери, мамаи у единой рати супротив того последнего сынка, поскрёбышка, махоточки, зернятки… когось кадый-то необдуманно, да крякнувши словно подбадриваючи, отец Величка нарёк Кривом и кто забывши да расстерявши усё человечье превратилси у тако мерзко, злобно страшилище, кое узрев громко замекав, испужались сами уродцы панывичи… А мамаи промаж того спонявши веление Валу поднялись с колен на ноги. И чичас же раздалси трескучий звук спервоначалу едва слышимый, вроде далёкий, посем постепенно нарастающий. Под ногами Борилы тягостно содрогнулси пол и пошла ходором, затряслась, закачалась из сторон у сторону печера да унезапно над головами увыси свода чавой-то полыхнуло смаглым светом напоминающим златые, с извилистыми узбоями ручейки, виденные мальчуганом у пештере Озема и Сумерлы.