Сеча за Бел Свет [СИ]

— То, что они были заточены Крышней, — немедля прынялси пояснять Волх и перьведши взгляд с града вуставилси у жалистое, подёрнутое болью лицо мальчугана, — это правда…Но то, что летаглы и Зло сильнее Добра, что Кривда завсегда могутней Правды то не правда… то ложь, Борюша… Погляди, погляди Борюша какое ты привёл за собой воинство… погляди, — и Асур обернувшись, обвёл рукой песьян иде располагались на ночлег воины. — Такая рать пришла за тобой… за мальчиком, чтобы биться за Свет, за Богов своих, а потому исход той сечи не ясен. И не зачем пугать себя теми байками. Богиня Макошь, — немного опосля добавил Асур, и тряхнул головой, отчавось засверкали у его рыжих кудерьках волос, в усах и браде искорки огонька, точно желаючи вспыхнуть ярким пламенем, — каковая плетёт косички судеб людей и Богов… даже она не ведает, чем закончится моя али твоя жизнь, потому как, — Волх ласковенько вулыбнулси мальцу. — Потому как выбор он завсегда останется в наших руках! Боренька выслушал Асура и также аки и тот обернулси, да посотрел на тех кыих своей отвагой и волей к победе, кыих своим выбором привёл у бероские чернолесья и облегчённо вздохнул, оно як тяперича оставалась усех беросов, живущих тама упереди у Люпеле, Гарках и иных градах да деревеньках чё притаились на излучинах рек и речённые таковыми ладными имячками: Красно, Раменье, Журавка, Озёры, Броды, Берёзы, али Купяны…оставалась у них надежда на спасение… оставалась надежда чё и сам Бел Свет, и Боги Ра, Вышня, Крышня непременно продолжать свои жизти. Вмале западающие лучи красна солнышка иссякли и гай погрузилси у мрак. Месяц, наполовину выросший, коснулси своими, будто льдяными, лучами крыш чертогов, оные чичас же полыхнули беловато-серебристым светом, холодным али таящим у собе злобну стужу. Вяло накатывающие на стены града махие волны неслышно ударялись о каменну стену, и чавой-то горестно шептали, обидчиво и причитавающе, точно то нешибко надуваючи щёки выпускал из собе воздух ктой-то из ветров. И Бориле, которому плохо кочумалось у энту ночь, чудилось чё те причитания калякает он— Бог Осеннего ветра Провей, вжесь увитый бурыми волосами ей-ей жидкими, свёрху припорошенными пожухлой листвой. С висевшими, на его почитай коричных вусах и бородушке, мелкой мгой и тёмно-карими очами, глазеющими засегда по-доброму и как-то до зела печально. Он — Провей, сын какового Шаркун, изменил свому отцу и ушёл служить ЧерноБоже. Ужось под утро, кады наглядевшись на холодный да тяперича явственно почивший град, Борила сомкнул очи, его унезапно разбудили тихие шорохи да вельми необычные звуки. Мальчуган васнь услыхал сторонь свово уха дребезжащее жужжание бчёлки и резво вскочивши с охабня уселси, потряс головой прогоняючи токо чё нахлынувший сон и у то сиповатый гул, да огляделси. И у тьме ночи узрел подходящих со стороны леса усяких разных духов, поперёдь каковых вышагивали Кострубоньки. Боренька сей морг поднялси на ноги и вызарилси в едва озаряемые уходящим на покой светом месяца образы духов, которые неспешно обходя почивающих ратников и, по-видимому, ими не узренные подступали к мальчугану. Овых из духов отрок ужось созерцал, но иных видал по первому и лишь по толикам описаний каковые хранились у бероских преданиях докумекивал кто из них кто. Были тама дедушки Лесовики, весьма высокие точно деревце дубочка.

На главе дедушек находились ветвистые оленьи рога, знак правителя над лесной братью. Тела их, руки и ноги, плотно покрытые корой дубовой, были дюже изогнутыми, будто сучковатые ветви дуба.

Бородушка и волосья Лесовиков, зелёно-бурого цвета, косматыми лишайниками, спадали на грудь, да глазелись вельми большущие карие, с еле заметной жёлтизной, очи. Лешие, духи те чё помладче дедушек и попроще, росту в них було не паче маховой сажени, а заместо ступней зрились копыта оленей. На главах же их них просматривались короткие, словно у младого козлика, рожки. У Леших, напоминающих старичишек, со двумя ярыми смурными глазками и крючковатым носком, обвислая кожа на коловидном лице вукрывалась густыми лишайниковыми волосьми, обаче коротюсенькими были и до зела жиденькими бородёнка да усы. Руки и ноги Леших также аки и само тело укутывались древовидной корой токась светлого цвета. Одетые у рдяные киндяки, долгополые и подранные понизу, духи были подвязаны толстыми бурыми кореньями.