Седая целительница (СИ)

— Нет, меня взяли на фронт княжеские воины.

— Им нет пути в волчьих кланах! — раздраженно повел плечами Горан, и я устало согласилась.

— В волчьих не имеют, в людских — в своем праве. А я была сельской целительницей. Военнообязанной.

— Почему сельской целительницей? — удивился он, поворачиваясь ко мне боком. Пристально высматривая мое лицо, готовый в любое мгновение уличить меня во лжи.

— Потому как там родилась, там росла и там лечила. Там моя матушка была, и дом наш тоже там.

— А отец? Он же у тебя волкодак!

— А его не было. — пожала я плечами, устало оперевшись теперь и на руки в край стола. — Мать говорила, исчез, как только война началась, и больше не возвращался. То ли погиб, то ли бросил.

— Буран признал тебя своей дочерью! Грозился мне глотку за тебя перегрызть! Свою человечку в клан притащил!

Горан медленно закипал, от прежнего беспечного тона и спокойствия и следа не осталось. Не пойми что в нашем разговоре люто злило его. Но я не могла понять что.

— Ну все правильно. — меня откровенно клонило в сон, от боли и магического истощения тело требовало отдыха. — Двадцать одну осень назад беловолосый волкодак женился на моей матушке, к весне он отправился в родной клан и не вернулся. Матушка его не дождалась, ее арестовали и хотели повесить за связи с волками. Но она выжила, и к следующей зиме родилась я.

— Осень? Твои родители женились осенью? — неверующе глянул на меня волк, оторвавшись от карты и шагнув ближе. Сон как рукой сняло, я вся напряглась и сделала шажок в сторону, подальше от него.

— Так матушка рассказывала.

— И все эти зимы ты жила вдали от клана? — подойдя совсем близко, крепкий волкодав буквально зажал меня у края стола, положив руки по обе стороны от меня. Ни сдвинуться, ни убежать. — Как же зверя приручила? Первый оборот?

— Никак, — двинулась задом на край стола и прикусила губу, дабы сдержать боль в спине. — Она недавно пробудилась. В лесу.

— Когда медноволосую попытались снасильничать. — понятливо кивнул волк, высматривая что-то в моем лице и принюхиваясь. — Ринулась защищать подруженьку? И где она сейчас? Деян мне всю кровь выпил с расспросами, под каждую ветку в лесу заглянул. Но ничего, как под землю канула эта Стешка. Молчишь, Снежа.

Спину пекло, нестерпимый зуд прошиб нежную кожу. И не думалось мне сейчас об услышанном. Разве что каплю дегтя все-таки добавлю.

— Скажи, пускай не ищет.

— К белым ее отправила? — Горан навалился на меня, и я едва ли успела упереться ладошами в крепкую грудь. Только толку от этого не было. Проще гору сдвинуть, чем его. — Чего молчишь, лебедышка?

Прижался носом к изгибу шеи.

— Молодец же мучается вдали от нее.

— Пускай уж лучше он мучается, чем она. — сказала, как выплюнула, и Горан закаменел. Я уже думала, сейчас выпрямится и обожжет своими серыми недовольными глазами. Но он только сильнее придвинул к себе.

— От тебя несет кровью.

Мрачно заявил, вынюхивая мою кожу. Я испуганно затрепетала.

— Я дитя осматривала, испачкалась. Отпусти…

— Пахнет твоей кровью, Снежа!

В панике, желая избавиться от ненавистной близости, я забилась в его руках диким зверьем, готовая солгать что угодно, лишь бы он не трогал.

— Не прикасайся ко мне! Не надо! У меня…

— Довольно! — рявкнул Горан, одним махом повернув меня к себе спиной и прижав широкой ладонью животом к столу. — Не смей мне лгать, что кровишь от женских дел, они у тебя при старом месяце! А вчера был только полумесяц!

Ужасный треск ткани оглушил меня. Обнаженную спину ошпарил мужским взглядом, а меня будто вернули в ту ночь на алтаре. Страх и унижение скрутились в единое.

Кажется, Горан рычал.

— Откуда это? Кто посмел подобное с тобой сделать?! Кто?!

— Пусти меня, чудовище! Не трогай! Не трогай!!! Аррррр!!!

Рявкнула я, ощущая, как волчий вой вырывается из глубин. Мгновение, и мужчина шагнул назад, отпустив бедную меня. Пока я осела на каменный пол на четырех лапах, на обносках своего платья. Затравленно глядя на потрясенного моим спонтанным обращением волкодава, я попробовала зарычать на него. Но вышло жалко.

— Обращайся обратно, Снежа! — строго молвил Горан, сощурив свои серые глаза, сдерживая свой гнев, судя по поджатым губам.

Но тут я скорее ощущала, чем понимала, в зверином облике у меня по больше удачи будет убежать, чем в людском.

Покосилась взглядом на окно. Он тоже это заметил. Помрачнел сильнее и строго мне запретил, будто прочитав мои думы.

— Не смей!

Но зверь не желал его слышать, моя волчица желала свободы. Подальше от своего обидчика. И бросилась к окну. Треск, вскрик, удар. И боль.

Но главное — свобода!

А впереди густая чаща леса, где можно затеряться и зализать раны.

Я много плутала между толстыми стволами, стараясь дальше укрыться за густыми зарослями и могучими кронами деревьев.

Все тяжкие думы будто испарились, оставляя за собой лишь самые важные дела для жизни:

Чувство голода,

Чувство жажды

И опасность.

Лапы болели, видимо, я им навредила, когда приземлилась со второго яруса прямо посреди двора в осколках толстого заморского стекла.