Седая весна

— Ты знаешь, иногда обижался на нее. Не понимал, как сберегла она семью нашу. Как безгранично, молча любила тебя. И защищала… Меня не щадила. Какою мудрой была! Жаль, что поздно я все понял. Когда ничего уж не вернуть.

— А твой отец! Почему он не пришел на ее похороны? Или ты не захотел позвать? Или потому что она его не хотела видеть?

— Нет, Наташа! Отец умер давно. Лет двенадцать назад. Спился и замерз у пивного ларька. Пролежал там всю ночь. Его похоронили, как бродягу.

— Зачем же ты матери наврал, будто у него другая семья, он любим и счастлив?

— Я мстил ей за насмешки в свой и в его адрес! Мне было больно за него. Я жалел отца. Она того не понимала. По-другому не мог и не хотел ей досадить. Знал, что каждой женщине обидно, если бросивший ее человек — счастлив с другой. У него не было второй семьи, разве только соседи на погосте, такие как он, несчастные, закончившие жизнь под чужим забором.

Наташка понятливо вздохнула. Теперь ей пришлось самой управляться и в доме, и на работе. Времени почти не оставалось. Когда приехал или уехал из дома муж — не помнила. Ложилась спать измотанная, разбитая. А через пару месяцев взмолилась:

— Володя! Не могу так больше! Сил нет. Работаю, как вол. С семи утра до семи вечера. А зарплата, вслух сказать, что выругаться. На нее три дня не прожить. Зовут меня в частный ресторан. Обещают хорошо платить. И нагрузка там поменьше. На работу не к семи, к девяти утра. И до девяти вечера. Зато работать стану через день. Здесь я уже с ног валюсь. Не получаем мы мамкиной пенсии. Ее очень не хватает. Куча дыр появилась. И хотя твоя получка стала больше, а незаметно этой добавки…

— Знаешь, я это сам вижу. И тоже хочу уйти в грузоперевозки, дальнобойщиком. Говорил с мужиками. Они не сетуют. Получают неплохо. Особо те, кто за границу ездят. Чем я хуже? Вон Леха Шитиков уже квартиру купил. За год! А Валерка привез из Германии три машины. Загнал их и враз на ноги встал, все свои дела поправил. Года три помотаюсь, выровняемся, можно снова где-то в городе устроиться. Как ты?

— Тебе не стоит! — вспомнилась свекровь.

— Наташка, ну, подумай сама! Любой дальнобойщик вдесятеро больше имеет. А если дураком не быть, то еще лучше! И тебе не надо будет вкалывать!

…Через неделю Вовка уговорил жену, перешел в дальнобойщики. А Наталья — в частный ресторан. Теперь она работала через день и успевала управиться по дому, отдохнуть к предстоящей смене.

Вот так решив постирать куртки дочурок, стала вытаскивать все из карманов и онемела, достав сигареты.

«Аленка! С чего это тебя на курево потянуло? — бросило женщину в жар. — Всего тринадцать лет! — вспомнилось бабе. И посмотрела на часы. Дочери должны были вот-вот вернуться из школы. — Давно ли она балуется куревом? А может и Маринка вместе с нею втянулась? Неужель еще при бабке курила? Нет! Та обязательно проследила б и сказала мне. Надо поговорить с обеими и не со рваться…»

Девчонки впорхнули в дом, ничего не подозревая. Торопливо сели к столу. Что-то рассказывали Наташа не слышала.

— Мам! Что с тобой? — заметила Аленка плохое настроение женщины. Та положила перед нею сигареты.

— В твоей куртке нашла. Собралась стирать ее. Что ты мне скажешь?

Аленка покраснела до макушки. Маринка сидела, вобрав голову в плечи.

Наталья присела рядом. Ждала. По столу почувствовала, как дрожат ее девчонки.

— Давно курите? — спросила глухо.

— Как бабушка умерла.

— С чего закурили?

— Плохо без нее, мам! Вас почти не видим дома. А она всегда с нами была. Сказки рассказывала, помогала, советовала. Когда не стало бабульки, мы будто сиротами остались. Доброго слова не слышим. Даже кажется, что мы вовсе не в радость, а в горе вам. Скорей бы вырасти, — хлюпнула носом Аленка.

— На сигареты у меня воровали?

— Пока еще нет! Нам бабуля деньги давала. С пенсии. На обеды в школе. И папка — на мороженое. Мы их не прожирали. Копили. С них купили сигареты…

— Обе курите?

— Маринка еще не умеет. Блюет и кашляет. Не получается у нее, — созналась Аленка.

— А тебя кто надоумил?

— Девчонки из класса. Увидели, что плачу по бабульке, решили успокоить, дали закурить. Полегчало. Перестало болеть сердце. Ведь мы к ней на могилу каждый день ходим. И говорим с нею.

— Как? — не поняла Наталья.

— Вслух. Все рассказываем ей. Про дом и школу. Про подружек и тебя…

— Не про девчонок! Не ври! Ты ей про мальчишек говоришь. За это она тебя дождем залила насквозь. И меня обмочила! — выдала Маринка сестру.

— У тебя уже мальчик есть? — изумилась Наталья.

— Все девчонки в классе уже на дискотеку с мальчишками ходят. Что тут такого? Чем я хуже всех?

— Тебе только тринадцать лет! — напомнила Наталья строго.

— Мам! А у нас в классе две девчонки сифилисом болеют. Когда проверяли всех врачи, много чего нашли, — встряла Маринка.

— А у тебя? — похолодела Наталья от страха.

— У меня ничего нет! За это мне благодарность вынесла учительница. При всем классе. А девчонки теперь меня обзывают — пещерной. Еще — ископаемой. Обещаются в пробирку затолкать и поставить в музее.

— Курить брось. Слышишь? Иначе отцу скажу.