Седина в бороду

- Мистер Дентон, к сожалению, по земле еще ходят те, кому лучше бы лежать в могилах и почивать вечным сном. Мне кажется, вы относитесь именно к такому сорту людей, так вот, если вы не хотите, чтобы я исправил эту ошибку природы, то вам лучше удалиться, и как можно скорее. Прошу вас, избавьте меня от искушения.

Какое-то мгновение казалось, что Дентон вот-вот бросится на него с кулаками, глаза его так и пылали злобой и ненавистью, ноздри мстительно трепетали, но, издав какое-то хриплое рычание, он резко развернулся и очертя голову бросился в прочь, ломая кусты. Когда звуки шагов стихли, сэр Мармадьюк повернулся к девушке. Она стояла в стороне, дрожа и кусая губы.

- Пойдемте, дитя мое, - мягко сказал он, - я отведу вас домой.

- Но что это все значит?

- Это значит, что вам лучше вернуться к вашим родным, домой.

- Домой? - медленно повторила она, все еще не придя в себя. - Да... он ушел, убежал, он бросил меня, он даже... - Тут она без сил опустилась на землю, прислонилась спиной к дереву и уткнулась лицом в ладони.

Сэр Мармадьюк беспомощно смотрел то на девушку, то на безмятежную луну. Наконец он коснулся ее плеча:

- Бедное мое дитя! Поплачьте, лучше поплакать сейчас, чем разбить свое сердце в будущем. Плачьте, мое дитя, плачьте, и вам станет легче!

- Я не плачу. - Она подняла на него ясные глаза. - Я просто ничего не понимаю... я не понимаю, что произошло, почему Роберт убежал...

- Ну... - Сэр Мармадьюк снова взглянул на луну, словно прося у нее поддержки. - Наверное, он ушел, потому, что я так захотел. Может, вам уже пора вернуться домой?

- Да, - вздохнула она, поднимаясь. - Ничего другого мне, похоже, не остается.

- Ничего! - подтвердил сэр Мармадьюк.

Они в молчании двинулись назад. Потом она неожиданно спросила:

- Так вы знакомы с Робертом Дентоном?

- Нет, - совершенно спокойно ответил Мармадьюк, - я с ним не знаком, но кое-что о нем знаю.

Глава IV,

в которой путники беседуют

- Джон Гоббс, - помолчав, сказала Ева-Энн, - неужели все вас так слушаются?

Сэр Мармадьюк, подумав с минуту, совершенно серьезно кивнул.

- Да. Как правило, да.

- Но он удрал! Оставил меня по первому же вашему требованию!

- И тебя это огорчает, дитя мое?

- Нет! Нет, я просто удивлена... Он вас испугался, по-настоящему испугался. Я видела его лицо...

- Но надеюсь,я все-таки не столь страшен?

- Нет, совсем нет, но когда вы приказали ему уйти, в ваших глазах было столько ярости, мистер Гоббс.

- Забудь об этом, дитя мое, лучше расскажи мне о себе...

- Он подчинился вам! А ведь Роберт, наверное, куда сильней!

- Без сомнения, но...

- Почему? Почему он послушался вас? Я ведь думала, что он храбр и силен!

- Наверное, потому, что твой возлюбленный действительно тот, кем его считают твои родственники.

- Странно... - задумчиво протянула девушка.

- Ты действительно влюблена в этого человека, дитя мое?

- Да, я... - Она смущенно взглянула на него. - Думаю, что я любила его.

Сэр Мармадьюк улыбнулся.

- А сейчас? Сейчас ты все еще любишь его?

- Я презираю трусов!

- И все-таки: ты любишь его?

- А кроме того, - продолжала она своим нежным и глубоким голосом, - он совсем не так благочестив, как я полагала. Он сквернословит, богохульствует, он собирался ударить вас!

- Все это означает, что ты больше не любишь его?

- Я больше никогда никого не полюблю! Никогда!

Сэр Мармадьюк улыбнулся столь весело, что и сам был удивлен.

- Но почему, дитя мое? Ты ничего не знаешь о любви, ведь прежде ты никогда не любила.

- Это правда, сэр, но как вы узнали? - девушка взглянула на него с обескураживающей наивностью.

- Это все твои глаза, дитя мое. Любовь все еще спит в душе твоей. Ты еще не повстречала человека, которого смогла бы полюбить не за внешность или манеры, а просто потому, что он - это он.

- Все это звучит глупо и неразумно, мистер Гоббс.

- Любовь всегда неразумна, - назидательно изрек сэр Мармадьюк.

- О! Но тогда вы, должно быть, не раз любили, мистер Гоббс?

- Нет, я никогда никого не любил, хотя раз или два воображал, что любовь посетила меня... И прошу тебя, не зови меня мистер Гоббс.

- Но почему?

- Твои нежные губы не должны произносить столь неблагозвучное имя.

- Но ведь ваше имя Гоббс...

Сэр Мармадьюк сморщил свой благородный нос. Он уже жалел, что не выбрал себе более достойный псевдоним.

- Зови меня, ну, скажем,... Джон.

- Но, - она качнула головой, - я не могу вас так называть, ведь мы знакомы столь недолго. А такое обращение бесцеремонно, не правда ли?

- И все-таки зови меня просто Джон, - улыбнулся он. - И расскажи мне о себе.

- Хорошо, но по правде говоря, сэр, моя жизнь не слишком интересна. Я всего лишь простая девушка, присматриваю за фермой, убираю дом и по воскресеньям хожу в молельный дом. Моя жизнь действительно ничем не примечательна.

- Но готов поклясться, она приятна и безоблачна.

- Нет, тут вы не правы, сэр, ибо у меня немало грехов - я упряма, горда и часто даю волю своему гневу. Вот вчера, например, я наградила подзатыльником Пенелопу лишь за то, что она опрокинула горшок со сливками. Я довела бедняжку до слез, а потом и сама разревелась, после чего всю ночь молила Господа простить меня!