Седло для дракона

Одноглазая машина мстительно дернулась, заставив Сашку стукнуться носом о подголовник переднего кресла. Пример Кузепычу не понравился.

– По Москве ездить – это вам, елки сморкучие, не на трассах фигней страдать! Видал я этих спортсменов по кюветам во сколько! А таксисты все по навигаторам шастают! – ревниво заявил он.

Рина была в этом споре на стороне Кузепыча, о чем и поспешила заявить. Ей казалось обидным, что любую одаренность можно перевести в столько-то часов теории и столько-то часов практики.

– Нет, – сказал Ул. – То есть да! Талант – это опыт в часах. А с нами, гениями, сложнее. Гений – это способность видеть проблему в необычном ракурсе. Не обегать, чудо былиин, лес вокруг, а прошмыгнуть по тропинке. Плюс любопытство, плюс быстрое усвоение знаний. Допустим, коэффициент гения – это десять… Нет, десять много! Пять! Значит, обычные десять тысяч часов у гения превращаются в пятьдесят тысяч! Сто тридцать месяцев чистых занятий… без сна, без еды! Тут уж не доплюнешь!

– Интересно, а какой у тебя опыт в боксе? Пять тысяч часов есть? – спросил Кузепыч у Сашки.

Сашка прикинул на калькуляторе – и вышло так мало, что не захотелось озвучивать. От силы часов четыреста пятьдесят, то есть всего двадцать дней, если заниматься круглосуточно.

– Если б меня пять тысяч часов по голове стучали, я бы дурачком стал! – сказал он в свое оправдание.

Больше об этом не говорили. Машина мчалась по загородному шоссе во всю мощь заточенных у нее под капотом лошадок. Ул, развеселившись, высовывал в окно голову, сравнивая, когда встречный поток воздуха больше: сейчас или перед нырком, когда пег несется к земле.

– Убери бошку! Столб лбом сшибешь! – предупредил Кузепыч.

– Фигуса с два! – сказал Ул, но все же послушно плюхнулся в кресло и, хлопая глазами, мизинцем стал тереть веко.

– В глаз что-то попало! – пожаловался он. – В последнее время мои глаза стали кладбищем для мошек! Иной раз и комарика поймаешь… А однажды я в шмеля врезался. Он мне так по глазному яблоку саданул, что я, чудо былиин, с седла чуть не улетел. Надо мне все-таки защитные очки завести! Есть же, наверное, такие.

Рина подумала, что из всех людей, которых она знает, похожие очки есть только у Гамова. Шныры слишком беспечны.

– Я почему вспомнил, – продолжал Ул. – В тот день, как меня шмелем подбило, мне все поотдавали свои телефоны. Яра, Афанасий, Макс… еще кто-то. В общем, телефонов пять. Я сунул их в борсетку. Хожу такой – брюхо как у Винни-Пуха. И телефоны все время звонят, сообщения приходят, будильники, то-се. Ткнешь себя пальцем в живот, вроде на время затихнет – и сразу опять… И вот лечу я назад, глаз заплывает, а в борсетке у меня эти телефончики заливаются!

Рина расхохоталась. Никто в ШНыре не умел рассказывать веселее Ула.

В окно Ул больше не высовывался, но и спокойно ему не сиделось. Он достал огромный нож и стал обрезать себе заусенец.

– Ты бы хоть пристегнулся! – сказал Кузепыч, косясь на него.

– Тут гаишников нет. Мы уже на полевую дорогу свернули!

– Я понимаю. Но я сейчас, якорный пень, по тормозам ударю, тебя твоим ножом к спинке сиденья прибьет! – сказал Кузепыч с таким предвкушением в голосе, что Ул поспешил пристегнуться. А то еще и правда тормознет. Видно же, что эта тема его волнует.

Они обогнули Копытово и узкой дорогой запылили через луг. Вдали показались ворота ШНыра. У ворот Рина увидела маленькую фигурку. Фигурка грустно сидела на чемодане, уперев локти в колени и опустив голову на ладони. В том, как фигурка сидела, во всей ее упорной неподвижности, была какая-то застылая тоска.

– Погоди! Это кто? Не Яра? – спросила Рина.

Ул вгляделся.

– Яра! – сказал он хрипло.

– А зачем чемодан?

Ул схватился за руль.

– Стой! – крикнул он Кузепычу и прежде, чем машина успела замереть, колобком выкатился на дорогу.

Последние метры он пронесся полем и, тяжело дыша, сел рядом с Ярой на корточки, чтобы оказаться в поле ее зрения, потому что Яра смотрела себе под ноги, не поднимая головы.

– Это я! Что с тобой? – спросил он.

Яра, точно очнувшись, вздрогнула.

– У нас произошло трагическое в жизни! – сказала она, сама не замечая того, что повторила любимую фразу Ба Клы. – Мне стало немножечко плохо. Когда я пришла в себя…

– Ты потеряла сознание?! – крикнул Ул.

– Да все хорошо! Не волнуйся! Наш ребенок… в общем, он просится в отпуск! Если и вернется когда-нибудь в ШНыр, то не сейчас. Я надеялась, что смогу остаться до момента его рождения, но не получилось. Даже чемодан собирала не я. Тебе придется заглянуть ко мне в комнату. Проверить: вдруг что-то осталось.

– А кто тебя собирал?

– Кавалерия.

– Она знает?! – поразился Ул.

Яра усмехнулась:

– Живот такого размера можно скрыть от мужчины, но не от женщины. К тому же у меня и лицо широкое стало… Мы теперь с тобой как два брата-бурята. А сюда меня вынесла Суповна! Представь: она мгновенно сообразила, в чем дело. Не стала охать, тереть виски одеколоном и так далее. Пока другие хлопали глазами, она просто подхватила меня на руки – и бегом за ворота. И вот я тут… С чемоданом! – добавила Яра мрачно.

Ул подскочил, как срикошетившее пушечное ядро.