Седьмая ложь

Чарльз тоже регулярно фигурировал в моих снах. Он неожиданно возникал то в моем офисе за соседним столом, то на крутящемся табурете гигиениста, иногда в костюме с галстуком, а иногда в тех самых полосатых пижамных штанах и свитере с университетским логотипом. В этих снах Чарльз редко совершал какие-то действия или обращался ко мне прямо; он просто в них присутствовал, маячил на краю кошмара, наблюдая за тем, как развиваются события. Я задавалась вопросом: может, содеянное не дает мне покоя, может, его присутствие в моих снах — симптом скрытого чувства вины или угрызений совести? Но правда заключается в том, что его общество во сне никогда меня не беспокоило. Он просто там был, точно так же как в моей реальной жизни его просто не было.

Звонок Марни вырвал меня из пучины кошмара. Я застряла в зеркале в моем шкафу и вынуждена была смотреть, как труп Эммы гниет в моей постели. Где-то на улице взревела газонокосилка, с такой силой, что задрожала земля, и рев двигателя продолжал волнами расходиться в разные стороны, пока я наконец с трудом не разлепила глаза.

Мой телефон, с вечера поставленный заряжаться, вибрировал на прикроватной тумбочке рядом с подушкой. Пока я пыталась сообразить, что происходит, он сполз с края и с грохотом полетел на пол. Я пошарила рукой под кроватью и наконец нащупала его. Все это время он продолжал звонить.

— Алло? — произнесла я.

В горле у меня пересохло, и собственный голос показался мне похожим на кваканье. Я кашлянула, избавляясь от слизи, которая успела скопиться за ночь.

— Джейн?

Голос был женский, но я его не узнала. Он был какой-то задыхающийся, какой-то отчаянный.

Сердце у меня забилось быстрее.

Я сразу же поняла, что это не Эмма. Я слишком хорошо ее знала: голос был не ее и она не стала бы молчать в трубку, — но это мог быть кто-то из ее друзей, или еще одна медсестра, или сотрудница дома престарелых, где жила моя мать.

— Слушаю, — произнесла я в ответ излишне формальным тоном.

В трубке зашипели, как от боли.

— Одну… одну минуточку. — Потом послышался громкий выдох. — Фффух… слава богу… отпустило. Я…

— Кто это? — перебила я.

— Это же я, — произнес голос. — Ой, прости, не слишком-то это информативно. Джейн, это я, Марни.

Я окончательно перестала что-либо понимать. За окном было темно, хоть глаз выколи.

— Марни? — повторила я. — Что… Почему ты звонишь? Ночь на дворе.

— Сейчас не ночь, — сказала она. — Уже почти шесть. Я думала, ты уже встала.

— Что случилось? — спросила я. — Что-то стряслось?

— Ну, — начала она, — ты только не волнуйся. Я просто… Мне кажется, началось. Ну, в смысле, роды. И я подумала… может, ты смогла бы прийти? Я хотела застать тебя до того, как ты уйдешь на работу. Времени наверняка еще куча, я уверена. Но у меня полночи живот схватывает. Я не сплю с трех часов. Его схватывает и опять отпускает, как и полагается, но я так и не смогла уснуть. И ждала, когда можно будет тебе позвонить. Я же думала, ты уже встала.

Мы столько времени прожили вместе, так хорошо изучили мельчайшие подробности в распорядке дня друг друга, что в наших отношениях не оставалось места ни секретам, ни оплошностям, ни сюрпризам. Я могла бы с легкостью, проснувшись однажды утром, начать жить ее жизнью: пить ее чай, ходить в ее фитнес-клуб и мыться ее гелем для душа, говорить ее голосом, употреблять ее словечки — просто быть ей. А она, наоборот, могла быть мной. Она была в курсе всего моего жизненного уклада, всех моих привычек. И прекрасно знала, что я ни разу в жизни не ушла на работу раньше шести утра.

— Когда я тебе нужна?

Повисло долгое молчание.

— Мне приехать прямо сейчас? — спросила я. — Я могу захватить все нужное с собой и принять душ уже у тебя.

— Да, — обрадовалась Марни. — Пожалуйста. Если тебе не сложно.

Она сказала, что очень меня любит, очень-очень, и это было крайне необычно и, по правде говоря, абсолютно не в ее характере. У нас совершенно не те отношения. Мы никогда не разбрасывались пылкими признаниями в любви и клятвами быть вместе навеки. Возможно, это нас и погубило. Но как бы то ни было, я поняла, что Марни до смерти напугана и действительно нуждается во мне.

Мне нравилось чувствовать себя кому-то нужной. Особенно нравилось быть нужной Марни. Я словно возвращалась обратно вдоль нитей паутины в наше прошлое, туда, где были только мы с ней, и мы были подругами, и ничто не осложняло этого простого факта.

Я натянула джинсы и свитер, выдернула из розетки зарядку и бросила в большую кожаную сумку. Я подарила ее Джонатану на Рождество за год до того, как он погиб. Потом из кучи выстиранных вещей, в беспорядке сваленных на кресле в углу комнаты, вытащила пару нижнего белья, запасную футболку, маленькое полотенчико и запихнула все это в ту же сумку. Заскочила в ванную за косметичкой. Когда я засовывала во внешний кармашек зубную щетку, то обнаружила там всякую всячину: пробники шампуней, расческу с выломанными зубцами, россыпь тампонов в разноцветных пластиковых обертках, тюбик туши для ресниц с присохшей к крышке черной коростой. Я застегнула косметичку и тоже швырнула в сумку.